just a holy fool
мой голубой вертолет с эскимо грузовик с пряниками 
27.11.2012 в 16:06
Пишет Solli:пост любви к ОТПшечке)
suhona сказала повесить это в открытый доступ, так что вот
Название: Путешествие на край света
Автор: йа
Фандом: Thor 2011 + мифология (мимо пробегала)
Пейринг: Один/Локи
Рейтинг: PG-13, слэш
Жанр: drama, romance, fluff
Размер: миди (~11 600 слов)
Таймлайн: после «Тора»
Дисклеймер: всё не моё. Пишу джаст фор фап!
Предупреждение: флаффчег
Фик написан по заявке «Один знает, что Локи жив, и ищет его», для suhona, виз лав!))
И вдвоем по тропе,
навстречу судьбе,
не гадая, в ад или в рай,
так и надо идти,
не страшась пути,
хоть на край земли,
хоть за край.
(Р.Киплинг)
С Иггдрасиля облетали листья. Никогда прежде Асгард не знал осени. Они падали, тихие, мертвые, один за другим, от каждого легкого порыва ветра. Рассветы подернулись дымкой, которая не уходила, даже когда солнце поднималось в зенит.
Птицы смолкли, ручей у подножия замка, когда-то полноводный, обмелел. По ночам в долине заунывно выли волки.
В час, когда луна выше всего стоит на небосводе и освещает ровными лучами самые дальние коридоры, где не горят факела, ощущая себя здесь полноправной хозяйкой, Один выходил на террасу. Игра обманчивых теней каждый раз заставляла его сердце на мгновение замереть - ему казалось, что он видит детскую фигурку, сидящую на изгороди.
Это видение преследовало его во сне и наяву.
Каменная изгородь была холодной, и когда, коснувшись ее шероховатой поверхности, он подносил руку к лицу, на кончиках пальцев поблескивал иней...
...Его сын Локи любил сидеть здесь, когда был ребенком. Он приходил сюда с первыми лучами солнца и оставался до тех пор, пока по долине не начинала ползти тень от большой горы.
Один, и сам поднимавшийся до света, был очень удивлен, впервые встретив сына здесь.
Замечтавшись, Локи заметил чужое присутствие, только когда Один подошел уже совсем близко. Он испуганно оглянулся, но тотчас успокоился при виде отца.
- Лес и горы каждое утро меняют цвет, - сказал он вместо приветствия, снова отворачиваясь и глядя в долину. - Почему?
Один остановился за его спиной.
- День убывает, - объяснил он. - Солнце поднимается все ниже. Так будет до тех пор, пока не придет лето... Здесь опасно, ты можешь упасть, - добавил он.
- Я же не маленький, - возразил Локи, хитро взглядывая на него.
- Знаю. Но будь осторожен.
На другое утро Один пришел на террасу и ожидаемо нашел Локи здесь. Тот уже ждал и довольно улыбнулся отцу.
- Вчера они были фиолетовые, а сегодня - серые, - сообщил он так, словно перемены в ландшафте имели какую-то небывалую важность.
Долина тонула в тумане.
- Холодает, - откликнулся Один. - Я принес тебе одеяло.
Локи вздохнул, но не осмелился спорить.
Так начиналось теперь каждое утро: Один спускался вниз, находил Локи на террасе, вручал ему одеяло, которое упрямый ребенок никак не желал брать с собой, они обменивались несколькими словами и молча ждали, когда рассветет.
Один успел привыкнуть к этому их маленькому секретному ритуалу так, как привыкают ко всем ежедневным делам. Он каждый раз старался сообщить сыну что-то новое, но в небольших количествах, чтобы это за день успело осесть и закрепиться в сознании Локи.
В тот год на границах Етунхейма снова вспыхнули волнения. Наступала зима, и етуны, почувствовав ее приближение, осмелели. Один не собирался развязывать войну и знал, что Лафей, верный данному слову, тоже не развяжет ее, - скорее всего, дело было в небольшой группе мятежников. Один принял решение разобраться с ними лично, если понадобится - припугнуть, если придется - наказать.
- Это пустейшее из дел, - говорил он Фригг, собираясь в дорогу.
- Тогда для чего тебе ехать самому? - возражала она в тревоге.
Женщины в силу своего характера всегда склонны преувеличивать опасность.
- Ты что, уезжаешь? - спросил его Локи перед завтраком, улучив момент, пока отец еще не сел за стол. - Ты не пришел сегодня на террасу, а я ждал тебя.
- Да, - рассеянно ответил Один. - Нужно проведать старых знакомых... в Етунхейме.
- В Етунхейме? - повторил Локи. - Но ведь это же так далеко....
- Неблизко, - подтвердил Один. - Хеймдаль будет учить вас в мое отсутствие и... Локи, что с тобой? - перебил он сам себя, заметив в глазах сына слёзы.
- Возьми меня с собой, - горячо зашептал тот, цепляясь за его рукав. - Я тоже хочу, пожалуйста, позволь мне ехать с тобой!
- Что ты такое говоришь, Локи! - воскликнула, всплеснув руками, Фригг. Она услышала обрывки их разговора и сразу поняла, о чем толкует ее сын. - Детям не место в военном походе.
- Мама права, - подтвердил Один, не подавая виду, что слёзы Локи глубоко тронули его. - Обещаю, когда ты вырастешь, мы будем всюду ездить вместе.
За завтраком Локи хлюпал носом и низко наклонялся над своей тарелкой. Перед отъездом Один зашел в детскую и нашел младшего сына сидящим на подоконнике.
- Солнце здесь больше не поднимется, потому что ты уезжаешь, - сказал тот срывающимся голосом.
Один сел рядом с ним.
- Я буду следить за тем, чтобы оно приходило в Асгард каждый день согревать своими лучами моего малыша, - ласково сказал он, вытирая со щек Локи слёзы. - Перестань же. Мужчины не плачут.
- Я не плакал, - заверил Локи, отворачиваясь.
- Вот и хорошо. Я скоро вернусь, - он взял Локи за подбородок и заставил поднять голову. - Привезу тебе белого волчонка. Ну, улыбнись. Так-то лучше.
Покуда замок был еще виден на горизонте, он видел силуэт Фригг - та стояла на стене, подняв руку в прощальном жесте.
Один задумчиво теребил край плаща. Он увозил с собой воспоминание об улыбке Локи как луч солнца, как золотую искру.
В тот раз путешествие затянулось: лед сковал озеро, и флотилии пришлось дожидаться весны. Впрочем, она была ранней. К его возвращению вечнозеленые сады расцвели и стали белыми, а воздух наполнило благоухание, более терпкое, чем мёд Вальгаллы.
Он привез Тору кинжалы, а Фригг - брошь, выкованную лучшими кузнецами севера, украшенную камнями, прозрачными, как самая чистая вода.
Но ни радость Тора, ни поцелуи Фригг не наполняли его - внутри по-прежнему оставалась тревожность, та, что всегда прежде заставляла его сорваться с места и уйти в поход, надолго покинув родные края.
Он поднялся по ступеням и взошел на террасу.
Локи сидел на ограде, возле него лежала наспех сломанная яблоневая ветка, усыпанная белыми цветами. На звук шагов он обернулся и бросился к отцу.
Один всегда знал, что брать детей на руки и ласкать их - означает баловать, поэтому ни разу с тех пор, как сыновья научились ходить, даже не посадил их к себе на колени. Но сейчас все принципы были забыты. Он взял Локи на руки и не спускал с них весь оставшийся день.
Именно тогда он потерпел поражение, первое из череды тех, что не имеют отношения ни к каким войнам, кроме войн между разумом и сердцем.
***
Обмелевший ручей был тих и печален - от его прежней дерзости не осталось и следа. Когда-то, еще совсем недавно, он гремел среди камней, ластился к корням деревьев на берегу...
...В последний раз Один был здесь с Локи - потому что сыну пришло в голову припомнить одно старое, данное сгоряча обещание.
"Когда я был ребенком, ты сказал, что мы будем всюду ездить вместе".
Локи произнес это, возникая из тени виноградников, посаженных по обеим сторонам дороги, ведущей в долину. Небо было еще светлым наверху и персиковым - у горизонта, но под деревьями уже раскинулось царство синих вечерних сумерек. Меньше всего Одину хотелось сейчас держать свое слово, но он не нашел причины отослать Локи обратно в замок, и потому сделал ему знак идти следом.
Они спустились к ручью и пошли вдоль берега: Один впереди, Локи - чуть поотстав. В ветлянике, скрывшись среди листвы как за плотным занавесом, оба, не сговариваясь, сели на траву.
Один молчал - присутствие Локи мешало ему сосредоточиться.
Тот, никогда не отличаясь терпением, заговорил первым.
- Ты сам не свой, и уже давно.
Один пожал плечами, словно речь касалась того, что он и не пытался скрывать.
- Мне душно, - ответил он, не глядя на сына. - Душно и тесно. Я слишком долго сидел на месте.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Локи, негромко, так, что поначалу его голос можно было принять за шум воды.
- Я привык странствовать. Спать на земле, укрываться от непогоды под деревьями или в пещерах среди скал... Оседлая жизнь дурно влияет на меня.
- Значит, ты собираешься уйти? Куда?
- Куда угодно, - сказал Один, давая понять, что не собирается никому открывать своих планов. - В любом из девяти миров мне легче дышится, чем здесь, в моем золотом чертоге. Вы с Тором уже достаточно взрослые, чтобы позаботиться о матери... И сами в моей защите больше не нуждаетесь.
Он сказал это намеренно отстраненно и холодно, чтобы Локи не подумал проситься с ним.
Тот молча сорвал травинку и принялся мять ее в пальцах.
- Как жаль, что я уже не ребенок, - начал он все так же негромко. - И уже не поверю в сказку, что в твое отсутствие солнце будет согревать меня по твоему поручению.
Один не ответил.
- Хочешь посмотреть мой новый фокус? - предложил Локи через некоторое время.
- Пожалуй.
Локи щелкнул пальцами, и над его раскрытой ладонью взвился рой огоньков. Покружившись, он поднялся вверх и распался на отдельные сияющие точки, мелькая тут и там среди листвы.
- Это жуки, - объяснил Локи. - Они спят днем, а ночью летают и светятся в темноте.
- И какой в них смысл?
- Никакого. Я придумал их на потеху. Когда ты в своих странствиях будешь идти по лесу и увидишь их, поймешь, что в своих мыслях я обращаюсь к тебе и ищу тебя, где бы ты ни был.
- Ты придумал их раньше, чем я рассказал тебе о своем намерении уйти, - возразил Один.
- Верно, раньше. И тогда это были просто жуки. А сейчас в их существовании появился смысл, - ответил Локи. Взгляд его был все еще немного расфокусированным, как всегда после сотворенного заклинания, и потому блуждавшая на его губах улыбка казалась беспомощной.
Один вздохнул, сдаваясь.
- Иди ко мне, - позвал он.
Локи придвинулся ближе и лег, устроив голову у него на коленях. Один коснулся его волос, медленно перебирая их.
Он лгал и себе, и сыну. Ни в одном из девяти миров для него не было ничего дороже этого ощущения шелковых прядей Локи под его пальцами...
...По воде обмелевшего ручья плыли листья. Ветляник поредел, трава пожухла. Один не сразу узнал это место, когда опустился на землю, чтобы передохнуть от своих бесконечных блужданий по окрестностям Вальгаллы. Он с чего-то решил, что боль исчезнет, когда он обойдет все места, которые они когда-то прошли вдвоем, и увидит, как они изменились. Думал, это поможет ему принять и остальные перемены. Однако вышло наоборот. Боль, прежде глухая и тянущая, принялась со звериной яростью грызть его сердце. Он хрипло откашлялся - он хотел бы слёз, но их не было. Ни разу с тех пор, как Локи разжал руку и исчез в черной бездне.
Один предчувствовал, что они с Локи расстанутся, знал, что однажды это произойдет, но был уверен, что сам покинет Асгард и осуществит, наконец, свою давнюю мечту вновь побродить по уже заросшим тропам. На деле же вышло иначе. Локи скорее решился на путешествие. Из которого никогда уже не вернется.
Больше не на что было надеяться. Один медленно поднялся на ноги - сквозь листву проглядывало низкое пасмурное небо. Темнело быстро и неуклонно - может быть, ночью пойдет дождь, а может - выпадет снег... Погода давно перестала подчиняться Одину - ему не подчинялись сейчас даже собственные глаза, потому что перед ними вдруг заплясали точки. Его шатнуло, он схватился за ствол ближайшего дерева и помотал головой.
Точки не исчезали. Чем темнее становилось вокруг, тем ярче они разгорались.
- Локи? - прошептал он беззвучно. И снова хрипло выдохнул: - Локи!..
Светлячки, словно встревожившись, стали кружить быстрее.
Один снова сел на траву и перевел дыхание.
- Мой сын жив, - сказал он вслух. - Он не погиб, мы все ошиблись.
Каждое его слово возводило в его сердце прочную стену уверенности.
- Я найду его, - договорил Один, и светлячки, словно выражая свое одобрение, спустились ниже и расселись на еще не облетевшие листья засыхающей ветлы.
***
Фригг лишь печально покачала головой, когда он вернулся в замок с известием, что отправляется на поиски Локи. Но когда он принялся искать свой дорожный плащ и шляпу, она поняла, что это не просто разговоры, и стала уговаривать его успокоиться и забыть свою безумную затею.
- Куда ты? Подожди хоть до утра.
- Я довольно ждал. Сын подает мне знак, - ответил Один непререкаемо.
Она стояла на стене и смотрела ему вслед. Он оглянулся лишь раз, чтобы увидеть ее одинокий силуэт на фоне угасающего неба.
На крохотной пристани было пустынно – здесь никогда не выставлялась охрана. Единственная лодка плавно покачивалась на волнах, вода с тихим плеском билась о ее бока, набегала на песок.
Один отвязал ее.
По берегам пылали костры дозорных, но никто из них не встрепенулся, когда он неслышно проплыл мимо, выгребая на середину реки, где быстрое течение тотчас подхватило его, словно пушинку.
Ему было по пути с ветром, и он лишь слегка выправлял курс: лодка двигалась сама, повинуясь его воле. Он плыл всю ночь, и на рассвете достиг границы миров. Стража здесь стояла более внимательная, чем у стен Вальгаллы – едва весло плеснуло по воде, как с берега ему ответило конское ржание. Один пристал к берегу, и из-за холма навстречу ему показался всадник. Узнав путешественника, он быстро спешился и в два шага приблизился к лодке.
Грани висящего у него на бедре большого молота вспыхнули, - первый луч солнца отразился в них.
- Тор… Зачем ты здесь? Разве восточные рубежи в опасности? – первым заговорил Один.
- Я был на юге, но мать прислала мне известие, что ты ушел вниз по реке, - отозвался его собеседник и старший сын. – Скажи мне, что за поход ты задумал и отчего не позвал меня с собой? Что же до твоего второго вопроса – отвечу прямо: на востоке неспокойно, с тех самых пор, как…
Голос его оборвался, и Тор схватил ртом воздух. Суровые и спокойные черты его лица на мгновение исказились болью, но он сделал над собой усилие и продолжил: - ...его не стало.
Один молча сел на большой валун, и Тор подошел к нему ближе.
- Расскажи, что на востоке, – велел Один.
- Дозорные не раз говорили, что небо там пылает, словно охваченное пламенем, - ответил Тор. - Нынче ночью я видел это собственными глазами.
- Что ты видел? - поторопил Один.
- Большой огонь. Зарево было таким ярким, что даже в лесу у подножия Йерввастинд стало светло. Я поднялся на гору, а небо на горизонте как будто лизали языки пламени. Никогда прежде мне не доводилось видеть такого кровавого заката.
- Что доносит разведка?
- Ничего, - повел плечом Тор. - Три отряда, посланные один за другим, ушли туда и не вернулись.
Один задумчиво кивнул.
- Есть ли еще что-то, о чем ты умолчал, сын? - спросил он уже мягче.
Тор опустился на камень рядом с ним.
- Все напуганы, отец, - произнес он вполголоса. - Воины пересказывают легенду о небесной щели, которая расколет небо пополам... Местные жители бросают дома и перебираются западнее. Они так обрадовались моему появлению, что, думаю, я останусь пока здесь. Если только ты не призовешь меня к себе.
- Не призову, - покачал головой Один. - Мне ты нужен именно здесь, и я рад, что ты предугадал мою волю. Но мой путь лежит дальше. Накануне я получил знак о том, что твой младший брат Локи жив.
Тор взволнованно посмотрел на него, но ничего не сказал.
- Я собираюсь найти его, - продолжал Один, - и возвратить в Асгард.
На открытое лицо Тора набежала легкая тень.
- Я не смею отговаривать тебя, отец, - сказал он. - Если ты вернешь его - сделаешь счастливыми во всяком случае четверых. Мать побледнела от горя, ты ходишь мрачнее тучи, я сам не могу сомкнуть глаз уже какую ночь... А он... он ведь даже не знает, каково это - жить вне Асгарда. Если он жив сейчас - ему очень тяжело там.
- Ты прав, - сказал Один. - Поэтому я не стану медлить. Если тебя спросят обо мне, скажи, что я опять отправился в путешествие. И будь наготове.
- Хеймдаль говорит, грядет большая битва. Силы противника неизмеримы, неисчислимы его армии... Он говорит, поднялось войско мертвецов... Они уже готовы выступать... И, когда затрубит рог, придут последние дни... - сообщил Тор заунывно. - Сказать по правде, я ничего не понял из его слов, - добавил он. - Терпеть не могу эти метафоры. Говорил бы прямо, что, где и когда. Тебе что-нибудь известно об этом?
- Только то же, что и тебе, - махнул рукой Один. - Как бы то ни было, мы не допустим этой битвы.
- Ты думаешь, все это тоже как-то связано с Локи? - осторожно спросил Тор, кивая на восток, когда провожал Одина к лодке и помогал оттолкнуться от берега. - Этот огонь... Он ведь любил огонь...
- Любил... Но я пока воздержусь от скорых выводов. Рассчитываю возвратиться с ответами, - Один кивнул Тору, тот поднял на прощание руку и так и стоял на берегу, пока не растворился в стелющемся над водой утреннем тумане.
Одна из главных артерий Иггдрасиля, одна из самых больших рек, петляла среди холмов, вблизи - зеленых, вдали - голубовато-фиолетовых. Когда солнце поднялось в зенит, Один снова причалил к берегу и сделал небольшой привал. Ему нужно было подремать и набраться сил перед дальнейшей дорогой, поэтому он привязал лодку и собрал хворост для костра и лежанки. И лишь потом, устроившись у огня, призвал к себе Хугина и Мунина.
Здесь, в лесу, подступающем к самой воде, было пустынно и совершенно тихо. Ни дуновения ветерка, ни щебета птиц, ни клекота насекомых. Поэтому шум крыльев он услышал издалека - его верные слуги-вороны спешили к нему.
- Летите на восток, - сказал им Один, едва они опустились на куст можжевельника. - Держитесь реки, узнайте всё, о чем судачат по берегам. Я буду ждать вас здесь.
Птицы чувствовали его нетерпение и сами наполнялись им вслед за хозяином - как только он закончил говорить, одна за другой они вспорхнули и исчезли.
Один лег на бок, завернувшись в плащ, и почти мгновенно уснул.
...под вытянутой рукой Локи пламя приняло облик женщины. Тонкое тело ее изгибалось в танце, с длинных волос падали на землю искры, и, зашипев, гасли. Она была изящна как лань, грациозна, как дикая цапля... Ее всё убыстряющиеся движения были просты и естественны, как трепет ветвей под дуновением ветра. Она словно черпала в самой себе неведомые удивительные образы, чтобы тотчас переложить их на язык танца.
Ее создатель не шевелился. Завороженный, он следил за изящными движениями, словно позабыв, что это всего лишь иллюзия, порождение его собственной магии.
Стараясь не шуметь, Один вошёл в зал, но тотчас пожалел об этом: Локи всё-таки услышал шорох его плаща и обернулся. При виде отца на его побледневшем от усталости лице отразился ужас. Он уронил руку, и пламя опало, а сам горе-волшебник вскочил на ноги и бросился прочь, так, что Один едва успел поймать его за рукав.
Теперь он смотрел на Одина с обреченностью.
- Я знаю, колдовать к лицу лишь женщине, - пробормотал он дрожащим голосом.
- Кто научил тебя этому трюку? - спросил Один мягко.
Локи открыл было рот, но под его взглядом смешался.
- Я сам, - пробормотал он наконец. Поскольку хватка на его предплечье разжалась, он добавил уже смелее: - Я с детства умею это. Раньше перед сном часто забавлялся так, создавая мелких животных... Чему ты улыбаешься?
- Радуюсь тому, что у тебя есть такие способности, - ответил Один. - Девушка была прелестной. Кто она?
- Я не знаю ее имени, - признался Локи. - Видел ее в саду.
- Могу разузнать у Фригг, кто это была, - предложил Один, хитро улыбаясь.
Локи уставился на него во все глаза.
- Ты что, совсем не сердишься?
- Я хочу еще раз взглянуть на это колдовство, - вместо ответа сказал Один. - Только пусть это будет твой собственный двойник. Давай же, - он сделал рукой приглашающий жест, и Локи снова скуксился.
Покосившись на отца, он со вздохом поднял руку, и опавшее было пламя вновь стало подниматься, приобретая очертания фигуры. Несколько мгновений живая сущность как будто боролась со стихией, но затем снова рассыпалась бесформенными язычками.
- Я не могу создать свой двойник, - сообщил Локи.
- Не можешь - или не хочешь? - проницательно уточнил Один.
Локи искоса взглянул на него, в глазах блеснул хитрый огонек.
- Твое слово - закон для меня... Если мой двойник не способен это сделать, я сам для тебя станцую, - заявил он нагло, выходя на середину зала.
Послушные его руке, языки пламени перебрались из камина прямо на каменный пол, образуя правильный круг. Локи, стоя в самом центре, расстегнул куртку и отбросил ее в сторону, оставшись в одних штанах. Его голый торс поблескивал в свете огня, и Локи не шевелился до тех пор, пока пламя не поднялось достаточно высоко, - тогда, словно повторяя движения огненных языков, начал двигаться и он сам.
Ни одна ведьма, ни одна искусная колдунья не способна была наворожить что-то, превосходящее по эффекту и силе этот танец, такой откровенный, развратный и одновременно простодушный, словно им двоим - Локи, в кои-то веки решившемуся на такую откровенность, и Одину, для которого предназначалось это действо, - уже нечего было таить друг от друга.
Возможно, в этот момент Локи всерьез считал, что всё именно так просто, как он говорил об этом каждым своим движением, каждым взглядом из-под ресниц, который, будто ядовитая стрела, вонзался Одину в сердце.
Один тяжело дышал, не в силах оторваться от этого зрелища, порочного и прекрасного, словно открывающаяся раковина, внутри которой лежит жемчужина. И, когда наслаждение, наполнявшее Одина, достигло своего пика, Локи, поймав не менее ядовитую стрелу устремленного на него взгляда, резко замер, разрушая магию действа, и опустил голову. Длинные темные волосы хлестнули его по лицу и опали на плечи. Пламя погасло.
Легкой танцующей походкой, которая всегда отличала его от прочих асов, он приблизился к своему безмолвному зрителю и спросил, слегка задыхаясь:
- Так ты простишь меня, отец?
Один медленно провел пальцами по его щеке, стирая с нежной кожи легкий след сажи. Во взгляде Локи дерзость мешалась со страхом, вызов - с испугом. Он понимал, что перегнул палку, и не был уверен, что Один станет терпеть его выкрутасы.
- Я прощу тебя... - медленно произнес Один, продолжая движение пальцами вниз - по груди, к напряженному животу. Локи задержал дыхание, завороженно глядя ему в глаза. - ...на этот раз, - договорил Один. - Ступай.
Дважды повторять не пришлось, Локи исчез мгновенно, будто растворился в воздухе.
Один прошел на середину зала - огонь оставил на полу потемневший круг. Чуть поодаль у стены валялась забытая куртка. Один поднял ее и прижал к лицу, делая глубокий вдох. Куртка пахла травой и дымом. Локи снова ускользал, неуловимый, как пламя...
...Один пробудился в лесу, на лежанке из жестких прутьев. Хугин и Мунин еще не вернулись. День клонился к вечеру, костер почти погас. Один раздул его посильнее и сел, привалившись спиной к могучему стволу дуба и отгоняя от себя призраки воспоминаний.
В его снах Локи по-прежнему называл его отцом, и это лишь усугубляло боль при пробуждении. Один не мог понять, что пошло не так. Локи был ничуть не менее способным, чем Тор - королевская кровь давала знать о себе в его взгляде, осанке, его честолюбии, его стремлении быть лучшим. В какой момент его мальчик сбился с пути, и не сам ли он, Один, был виноват в этом?
Впервые с тех пор, как Локи исчез, ему подумалось, что даже сейчас стоило бы добраться до сути, распутать узел, в который сплелись нити их судеб.
***
Знакомый шум крыльев отвлек его от размышлений. Верные вороны как и в прошлый раз опустились на нижние ветви большого куста и принялись чистить перья. Выглядели они потрепанно - потускневшие и взъерошенные.
- Земля на востоке сожжена пламенем, - сообщил Хугин, как только получил от хозяина знак говорить. - Обуглились даже камни. Там ничего не осталось, и мы не стали пробираться вглубь. Но в лесу неподалеку не всё сгорело, и нам повстречалась там стая птиц. Они оплакивали своих погибших перед тем, как покинуть эти края. От них мы узнали об огненном змее. Он налетел внезапно, как буря, и уничтожил всё, чего коснулся своим хвостом. Пожары улеглись, но по земле все еще стелется дым.
Один кивнул, показывая, что услышал достаточно. Вороны порхнули к воде и принялись жадно пить.
- Дальше я отправлюсь без вас, - сообщил Один. - Возвращайтесь в Асгард.
Они еще некоторое время летели вслед за его лодкой, но, как только по берегам стали появляться засохшие деревья, повернули обратно. Вскоре вслед за этим Одину в лицо повеяло запахом мертвой земли, знакомым ему со времен войны с ванами...
...выжженная земля ванов корчилась в предсмертных судорогах. Их некогда богатые пашни и сады обратились в прах. Вероятно, не лучшая картина ожидала их и в Асгарде, но туда было еще несколько дней пути, а сейчас Один смотрел с холма, как дотлевают поля врагов. На смену военному азарту пришли запоздалые сожаления. Но это ведь было их общее решение, единогласно принятое Советом старейшин.
После той истории с танцем Локи больше не пытался проделывать трюков с огнём и как будто на время присмирел. Один, чтобы не выпускать его из виду, решил найти ему дело и велел присутствовать на Советах старейшин Асгарда. Асы были очень недовольны этим - они считали, что такому молодому богу не место на тинге, и посматривали на Локи с неодобрением. Никто не решился в открытую противостоять Всеотцу, но их раздражение было слишком очевидно - отчасти еще и потому, что Один отвел Локи место по левую руку от себя, почти во главе стола.
Локи пришлись по душе дворцовые интриги и заговоры, но положение, определенное ему отцом, явно не удовлетворяло его.
- А это кресло, - спросил он однажды, кивая на пустующее место по правую руку от Одина. - Для кого оно предназначено?
- Не пытайся лезть в то, чего не сможешь понять, - осадил его Один.
- Для Тора, не так ли? - протянул Локи ядовито. - Ну конечно... Скажи, отец, а я сам когда-нибудь заслужу твое доверие настолько, чтобы ты меня посадил сюда?
- Ты замолчишь, или мне приказать тебе умолкнуть? - рассердился Один. Асгард стоял на пороге войны с ванами, и семейные распри были в этот момент совершенно лишней помехой.
Локи притих, но нахмуренные брови говорили о затаенной обиде.
Один опустил руку ему на колено, жестом веля успокоиться.
- Пусть выскажется Хёнир, - сказал он звучно, больше не глядя на Локи. - Он как никто другой среди нас пользуется доверием ванов.
Ас с короткой, но уже седой бородой поклонился Одину и поднялся с места, чтобы всем присутствующим было видно и слышно его.
- Ваны всегда кичились своей первородностью, - заговорил он неторопливо. - Теперь же они намерены пойти еще дальше. Очевидно, они хотят передела земель. Их поля и пашни полностью засажены пшеницей и виноградниками, но им все мало. Их алчность теперь простирается в сторону Асгарда. Они убеждены, что свободно ходили по нашим землям еще до того, как первые из нас проснулись в непроглядном мраке Мировой бездны, что их род древнее и совершеннее нашего, и это дает им вполне легальные основания требовать чего-то от нас.
- Легальные основания? - изумленно воскликнули за столом.
- Это их слова, - слегка повернув голову в сторону говорившего, пренебрежительно усмехнулся Хёнир. - Я скажу так: война подошла к нашему порогу, и вряд ли что-то способно ее отменить. Ванам нужен формальный повод, и он может быть любым. Не сегодня-завтра они спровоцируют нас. Все мы знаем, что нам не победить их армию. Отсюда вопрос - отдать ли нам часть своих земель добровольно, или ожидать, пока они возьмут их силой.
- Пойти на поводу у их жадности? - возмутился сидящий напротив него Мимир. - И откуда взялись данные о том, что их армия превосходит нашу доблестью? Пусть они берут числом - но годы мирной жизни сделали их ленивыми и беспечными. Из воинов они превратились в земледельцев. Если они хотят войны, мы объявим ее сейчас, не давая им времени собраться.
- Смело! - фыркнул Один. За время разговора его рука так и лежала на колене Локи, бессознательно перебирая ткань его плаща - он не вкладывал в этот жест ничего, кроме желания ощущать присутствие сына рядом. - Я даю вам время до вечера. Пусть с первой звездой каждый принесет с собой белый и черный камень. Белый будет означать попытку перемирия, черный - войну. Но прежде, чем вы сложите свои камни в чашу, я хочу, чтобы вы выслушали Тора. Он искушен в военном деле и часто бывал в Ванхейме. Я пошлю за ним, и пусть его слова помогут нерешительным, а уверенных укрепят в их вере.
Колено Локи дернулось под его ладонью. Когда старейшины покинули зал, Один направился в караульную, и Локи привычно последовал за ним.
- Мы оба знаем, что скажет Тор, - заметил он, стараясь не отставать и говорить ровным тоном, хотя срывающийся голос все равно выдавал его.
- Знаем. Но я хочу, чтобы и остальные это услышали.
- Даешь ему почувствовать власть? - криво усмехнулся Локи.
- Не власть, а ответственность, - ответил Один. - Ему это будет полезно.
- Только ему?
Один остановился посреди коридора и внимательно посмотрел на Локи:
- Власть - не всегда благо. Она может обернуться тяжким бременем, которое способен вынести не каждый.
- Ты считаешь, я неспособен вынести его?
- Я считаю, ты неспособен понять.
Локи отвел взгляд.
- Почему? - спросил он тихо.
- Это неверный вопрос, - отозвался Один.
Локи молча наклонил голову и, повернувшись, быстрым шагом направился обратно в зал.
Один не стал останавливать его - в Локи говорила ребяческая обида, и, пока она руководила его сознанием и поступками, он не мог посмотреть дальше своего носа и оценить, какую власть на самом деле имеет - не над Асгардом, но над сердцем Всеотца.
***
Тор действительно явился к первой вечерней звезде - в пыльном плаще прямо с дороги прошел в зал. Локи следил за ним ревнивым взглядом.
- Не надоело сидеть взаперти? - подначил Тор, крепко обнимая его и не обращая внимания на то, как Локи морщится и брезгливо стряхивает с плаща песок и пыль. - Мы скакали напрямик, через холмы, и едва лошадей не загнали... - добавил он, обращаясь к отцу. - Я сразу понял, для чего ты послал за мной. Ты намереваешься объявить войну ванам.
- Именно, - подтвердил Один. - Что ты скажешь? Нет-нет, не теперь... Погоди еще немного, сейчас здесь будет весь Совет старейшин. Располагайся. Ты, должно быть, хочешь перекусить с дороги...
- Всё это после, - отказался Тор. - Сначала поговорим о делах.
Локи в самом начале их разговора отошел и встал за спинкой кресла Одина. Взгляд его был устремлен на Тора. Должно быть, он ждал, что Тор устроится по правую руку от отца, - но тот вопреки ожиданиям разместился на противоположном конце стола, так, что входящие первым делом видели его широкую спину, обтянутую алой тканью плаща.
Зал быстро наполнялся, наконец Один велел всем садиться и, на мгновение вновь коснувшись колена Локи, кивнул Тору.
- Сын мой, тебе слово, - сказал он.
Тор поднялся, легко, словно не провел полдня в трудной и утомительной дороге, и, расправив плечи, заговорил:
- Отец спросил меня, что я думаю. Я скажу так. Ванхейм богат, и земли его плодородны. Мы не развязали бы этой войны - нас принуждают к ней. Пускай. Мы придем к ним и заберем у них всё. Больше здесь нечего добавить.
Тор никогда не любил долгих разговоров - его точные резкие жесты и отрывистая речь впечатляли асов куда сильнее, чем запутанные медоточивые фразы его младшего брата. Когда Один выставил на стол чашу, все камни, опущенные в нее, были черными.
На рассвете следующего дня они отправились в Ванхейм и сожгли его пашни и виноградники. Один начал битву, но за ее окончанием следил с вершины холма.
Локи тоже был там и, кутаясь в свой плащ, молча стоял по левую руку от отца. Тор только что прогарцевал мимо на своей лошади - он ехал торговаться о пленниках.
- Ты гордишься им? - прошелестел Локи. - Считаешь его великим воином? Продолжателем твоего дела?
- Да, - ответил Один, глядя вслед старшему сыну - стати и отваги Тору было не занимать. Но ему жаль было погибших виноградников - он запоздало подумал, что можно было иначе проучить ванов, что он слишком поспешил внять Совету и словам Тора. Поэтому он сухо договорил: - Во всяком случае, у него есть хватка.
- Я тоже мог бы сделать это, - продолжал Локи. - Если бы ты назначил меня командовать асами... Я тоже сжег бы здесь всё, даже в одиночку, без армии, я могу это, ты знаешь... Когда-нибудь я весь мир сожгу, чтобы ты посмотрел на меня так, как смотришь сейчас на Тора.
Один изумленно обернулся.
- Что ты такое говоришь? - воскликнул он. - Это глупо. И ты еще слишком юн, чтобы вести армию. Иди, прикажи складывать шатры, мы отправляемся домой.
Локи вздохнул.
- Я только на это и гожусь тебе, да? - спросил он уже без былой горячности. - Я всегда буду вторым, покуда жив Тор.
С высоко задранным подбородком - как всегда, когда чувствовал себя неуверенно или уязвимо, он направился в сторону, противоположную той, куда уехал Тор. Один провожал его взглядом, пока тот не растворился в дыму.
В тот день Локи он больше не видел - в кои-то веки сын не сопровождал его и вернулся вернулся домой гораздо позже, вместе со старшим братом. Один не придал этому эпизоду значения, поскольку был слишком занят: Тор привез ему с переговоров дурные вести, которые свели на нет и без того сомнительную победу в этой бессмысленной войне.
***
После войны за столом образовались два пустующих места, где когда-то сидели Хёнир и Мимир: заключая перемирие, асы и ваны обменялись заложниками, и оба участника Совета старейшин Асгарда были выбраны со стороны асов. Один сожалел об этой утрате: оба в разное время были его приближенными советниками и пользовались всеобщим доверием. Обоих отличал острый светлый ум и способность смотреть в будущее, хотя трудно было представить себе более непохожие друг на друга взгляды на мир, чем у этих двоих: Хёнир часто бывал в Ванхейме и уважал их традиции как свои собственные, Мимир же, напротив, всегда относился к ванам враждебно и не скрывал этого. Почему конечный выбор пал именно на них, Один и сам до конца не знал, но предполагал, что Хенира ваны выбрали как старого союзника, с Мимиром же они просто намеревались свести счёты, - заключение мира не гарантировало заложникам неприкосновенности.
Конечно, взамен Асгард приобрел далеко не последних богов Ванхейма - Ньерд куда лучше асов-воителей разбирался в земледелии, а его дочь Фрейя умела колдовать. Один даже подумывал ввести их в Совет взамен Хёниру и Мимиру.
Особенно интересовала Одина Фрейя - он хотел бы научиться у нее колдовству, но сделать это следовало втайне от асов. Впрочем, от Локи скрыть свои намерения ему не удалось - тот слишком ревниво относился ко всем планам отца. Стоило Одину лишь полунамеком заикнуться об этом, как чужеземцы сразу же пополнили список личных врагов Локи. Теперь кожа на его щеках покрывалась красными пятнами всякий раз, когда Один заговаривал с Ньёрдом или Фрейей в его присутствии. Остаться с кем-то из них с глазу на глаз Всеотцу тоже не удавалось - Локи всегда был поблизости и словно ненароком обнаруживал свое присутствие.
Как-то раз Один не выдержал и во время прогулки по саду сам подстерег Локи и, взяв за плечо, отвел подальше от главных аллей, где их могли подслушать.
- Разве ты не должен быть в Мидгарде? Я слышал, утром Тор звал тебя с собой, - начал он хмуро.
Локи бросил на него быстрый взгляд и тотчас потупился.
- Тор передумал, - заявил он неуверенно.
- Неужели? Я видел, как Хеймдаль открывал ему Радужный мост.
- Значит, он решил отправиться туда без меня, - нахально заявил Локи. Он говорил неправду, и оба понимали это, но Локи, вероятно, ожидал, что ему снова всё сойдет с рук, а Один внезапно почувствовал злость - он слишком избаловал этого наглеца, позволяя ему больше, чем любому другому асу, и сам был виноват в том, что его сын теперь не стеснялся паясничать даже перед главой Асгарда.
- Ложь, - зарычал Один, толкая Локи к ближайшему дереву и стискивая его горло железной рукой. - Ты крутился здесь и вынюхивал то, чего тебе знать не следует... Недаром Совет старейшин не верит тебе! Слишком уж часто ты оказываешься не в то время не в том месте, чтобы это было простым совпадением!
Локи захрипел, и Один, опомнившись, ослабил хватку.
- Говори, что ты задумал! - потребовал он, по-прежнему прижимая Локи к стволу дерева. Как только тот смог глотнуть воздуха, сразу же закашлялся, на глаза его выступили слезы, но он не попытался разжать пальцы у себя на горле или отстраниться.
В его покорности было что-то совершенно искреннее - сейчас он не играл и не притворялся. Он действительно позволил бы Одину все что угодно, даже если бы тот пожелал свернуть ему шею.
Один вдруг ощутил, как трепещет это тонкое горло под его пальцами, и на мгновение ему стало почти страшно, что он мог всерьез поранить сына.
Локи уступал ему без борьбы - и этот тактический ход был простодушнее и одновременно коварнее всего, с чем Одину приходилось иметь дело: он привык вести бой до последней крови, сдавшийся же соперник вынуждал его проявить милосердие.
Когда он убрал руку, Локи еще некоторое время надсадно кашлял. Один смотрел на него и чувствовал, как в его сердце поднимается то забытое чувство, которое однажды побудило его подобрать в етунском храме умирающего ребенка и забрать его с собой в Асгард.
Это была жалость – одна из величайших ловушек для таких душ, которые непривычны к состраданию. Локи больше не был беспомощным ребенком, но сейчас он был слаб точно так же, как тогда, - Один чувствовал это, как чувствовал и свою безграничную власть над ним. Это опьяняло и одновременно лишало сил. Он знал, что не мог бы воспользоваться своей властью.
- Так что тебе нужно? – спросил он устало, глядя на сына сверху вниз.
- Ты ведь не думаешь предложить кому-то из ванов то кресло по правую руку от себя? – хрипло произнес Локи.
Зрачки его глаз двигались туда-сюда, выдавая неподдельную душевную смуту.
Одину следовало бы разобраться во всём прямо сейчас, но он смалодушничал.
- Мы больше не будем обсуждать это, - сказал он твердо и, оставив Локи одного, направился к замку.
Ощущение хрупкости чужого горла все еще держалось на его пальцах.
***
Тот разговор так и остался неоконченным – и вряд ли Локи хоть что-то вынес из него. Часто Один по-прежнему ощущал на себе пристальный взгляд, но Локи всегда отворачивался быстрее, чем отец успевал посмотреть ему в лицо. Всё это напоминало бесконечную игру в кошки-мышки - Локи не пытался ничего предпринять и как будто выжидал момента.
Теперь он все чаще бывал задумчив и угрюм, но это не насторожило Одина должным образом: он любил Локи за легкость характера и жизнерадостность, и потому воспринимал его молчаливую мрачность как банальное отсутствие жизнерадостности, не пытаясь добраться до причин.
Лишь позднее, когда младший сын исчез и Один смог взглянуть на произошедшее с расстояния, он понял то, что ускользало от него прежде: основа личности Локи в последнее время подверглась значительным трансформациям. Локи, танцевавший для него в огненном круге, уже не был прежним, и, даже сохраняя внешние атрибуты былой беспечности, он неосознанно наполнил их новым содержанием. Этим содержанием была теперь болезненная зависимость от отца, зависимость, развивавшаяся медленно и неуклонно, как неуклонно накапливается в леднике талая вода, чтобы однажды пролиться рекой, и в определенный момент необратимо повлиявшая на душу Локи и его сознание. Именно тогда честолюбие в нём сменилось ревностью, беспечность - неуверенностью, амбициозность - завистью. Это исказило его взгляд на мир, принуждая видеть в окружающих врагов или, что еще хуже, - соперников.
Конечно, если бы Один сумел вовремя понять это и направить энергию Локи в созидательное русло, он получил бы в свое распоряжение всю любовь и преданность, на какие только тот был способен.
Но Один сам всегда был одиночкой – и не мог представить себе, что значит быть зависимым от кого-то. Во всяком случае, когда в Локи совершался этот болезненный перелом, Один не смог распознать в нем то, что легко можно было бы увидеть, приглядись он чуть внимательнее.
Он всё почувствовал на собственном опыте гораздо позднее - когда Локи уже не стало. За то недолгое время, что сын был при нем на Совете, Один слишком привык к его присутствию – касаясь его колена, он бессознательно черпал в этом прикосновении душевное равновесие; теперь же рука всякий раз опускалась в пустоту. Порой, забывшись, он оборачивался через левое плечо, и не сразу понимал, почему за спиной никого нет. Иногда ему снились сны, такие яркие и красочные, что до момента пробуждения он жил в иллюзии, принимая ее за реальность. В этих снах Локи всегда сопровождал его.
Стремление Одина уйти из Асгарда, отправиться в дальнее путешествие, глотнуть воздуха чужих стран на самом деле было стремлением освободиться от укрепляющейся в его собственном сердце зависимости от Локи – от его лукавых глаз, от его улыбки, от его легких танцующих движений, от плавных контуров его тела, от изгиба его шеи, от нежной кожи на его горле, от лихорадочного румянца на его щеках – от его влюбленности в Одина и от любви Одина к нему – любви, которая осмелилась заявить о себе вслух лишь тогда, когда ее объект оказался уже безнадежно утраченным… Безнадежно ли?
Ответ на этот вопрос ждал Одина за ближайшей излучиной реки – берега уже совсем потонули в дыму, но впереди, сквозь едкую изжелта-серую завесу он различал огоньки – в воздухе кружила стайка светящихся насекомых, словно нарочно посланная к нему, чтобы указать путь.
***
Скоро дым сгустился настолько, что берега совсем исчезли из виду - опустилась тьма, непроглядная, как вечная ночь. Вода за бортом бурлила, словно закипая. Лодка с шорохом скреблась дном по песку и наконец совсем встала. Один вышел на берег: он догадывался, что достиг предела миров, и дальше пути по воде нет. На берегу была все та же тьма, но впереди снова появились огоньки, и Один последовал за ними. Дорога сразу круто пошла вверх, каменистая и неровная. Один передвигался почти наощупь, маленькими шагами - пытаться разглядеть что-то не имело смысла, поэтому он старался не упустить из виду огоньки.
Эта чернота была уже знакома ему - из тех предначальных времен, когда Асгарда еще не существовало. Но после того, как жилище богов поднялось из тёмных вод, уже ни в одном уголке вселенной не должно было остаться такой черноты. Ибо имя ей было Ничто, из нее когда-то родилась земная твердь - и в нее обращалась твердь, разрушаясь.
Чтобы проверить свою догадку, он начертал в воздухе руну Дагаз - вспыхнувшее на миг пламя осветило своды пещеры, жерло которой бесконечно далеко тянулось вперед.
Огоньки заволновались. Если Локи был действительно жив, он сейчас получил вернейший из знаков того, что Всеотец уже близко.
По ногам начало дуть сквозняком - он поднялся уже достаточно высоко, и здесь было холодно. Тропа стала совсем узкой, теперь он ощущал каменные стены и мог придерживаться за них рукой. Впереди забрезжил свет, и Один ускорил шаг. Подъем завершился плоской площадкой - глянув с нее вниз - или туда, где по его представлениям должен был быть низ, Один невольно отшатнулся - вся долина, которую он видел с горы, была заполнена жидким огнём. Извиваясь, будто змей, он струился с севера на юг, выжигая всё на своем пути.
Он узнал этот огонь - он видел его, когда висел на Иггдрасиле: тогда перед его взором не было ничего, кроме тьмы, прорезанной красной полосой. Это было видение о конце времен. Он снова ощутил боль, словно древесные корни разрывали его мышцы и насыщались его кровью, чтобы прорасти и подняться вверх могучими ветвями.
Припадок отступил так же быстро, как начался. Когда Один снова смог видеть, огонь уже поднялся выше, и теперь вся площадка была залита трепещущим красным светом.
Он ощутил чужое присутствие за своей спиной и медленно обернулся - по скалам мелькнула легкая тень, и в расселине между камней, откуда он сам недавно пришел, возник силуэт. Он на миг замер, будто в нерешительности, и наконец выступил вперед, погружая в свет, точно в воду, худое перепачканное сажей тело.
Один едва мог узнать своего младшего сына. Черты его когда-то миловидного лица заострились, волосы спутались, плащ истрепался, на подоле чернели подпалины.
Встретив взгляд Одина, он коротко болезненно рассмеялся.
- Я уж думал, мне это чудится, - заговорил он хрипло. - Думал, мне снится, будто ты пришел за мной... Выходит, это не сон? Не сон...
Взгляд его стал рассеянным, будто он вслушивался в какие-то голоса внутри своей головы.
- Локи? - позвал его Один, и сын вздрогнул, словно внезапно разбуженный.
- Так зачем ты здесь? - спросил он, устремляя на отца пристальный взгляд лихорадочно блестящих глаз. - Ты пришел как гость? Чем же мне тебя развлечь? Хочешь, станцую для тебя?..
Один досадливо отмахнулся - с Локи бы сталось осуществить сказанное.
- Что ты делаешь? Что все это значит? - спросил он.
- Это? - повторил Локи. - О, это... Всего лишь еще одна небольшая шалость. Ты же знаешь, я...
- Знаю, - перебил Один. - Теперь я знаю про тебя то, чего не знал прежде.
Во взгляде Локи промелькнула осмысленность, а вместе с ней - страх.
- О чем ты говоришь, Всеотец? - пробормотал он. - Я не понимаю.
- Все ты понимаешь, - устало возразил Один. - Это ведь ты подставил Хёнира и сдал Мимира ванам. Ты послал Разрушителя за своим братом Тором. Ты пытался убить Хеймдаля и свалить всю вину на етунов... А етуны... не смогли бы ничего возразить, потому что к моему пробуждению все они по твоему замыслу были бы уже уничтожены... Как и тот мир, который ты разрушаешь прямо сейчас.
К его удивлению Локи как будто совершенно успокоился к концу его речи.
- Ты прав. Отлично я все рассчитал, верно? - произнес он с самодовольством. - Ты можешь гордиться своим учеником... отец... Прости, не могу удержаться от соблазна в последний раз назвать тебя так, прежде чем всё тут провалится в огненную пропасть.
- Этого не будет, - возразил Один твердо, и Локи снова расхохотался.
- Будет. Это уже есть. Ты ведь знал... Вёльва предрекла тебе это с самого начала. Еще до моего рождения. Я пришел, чтобы погубить твоих детей и выкорчевать твои сады. Так, кажется, она говорила?
- Что тебе за дело до слов слепой старухи? - пристально разглядывая его, спросил Один. - Закон в Асгарде - это я.
- Так ты пришел, чтобы заставить меня отвечать по закону? - спросил Локи, веселясь. - Боюсь, ты опоздал. Я уже не принадлежу Асгарду.
- А мне?
По лицу Локи прошла судорога. Всю его показную браваду как ветром сдуло.
Один приблизился к нему еще на шаг и продолжал тихо:
- Ты делал чудовищные вещи, но разве я сказал, что готов кому-то тебя уступить?
- Думаешь, я все еще принадлежу тебе? - пробормотал Локи, избегая его взгляда.
- Принадлежишь.
- Тебе не будет от этого толку.
- Это мне решать! - разозлился Один.
Угол рта Локи снова дернулся - болезнь, поразившая его разум, все явственнее начала проявляться не только в его поступках, но и в его облике.
- Ответь мне, отец, - заговорил он, лихорадочно облизывая пересохшие губы. - Для кого предназначалось то пустое кресло, по правую руку от тебя?
Один покачал головой.
- Ты безумен, Локи, - сказал он с сожалением. - По правую руку от меня никогда не было никакого пустого кресла. Оно - плод твоего воображения. Его придумало твое больное сознание... Придумало, чтобы оправдать твои поступки. Ты подставил Хёнира и Мимира, ты пытался убить Тора... ради чего? Ради иллюзии?
Локи вцепился в камень, зрачки его беспрестанно двигались, словно не в силах остановиться на чем-то одном.
- Ты знаешь, что не ради иллюзии, - пробормотал он лихорадочно. - Мне не нужна была власть, я лишь хотел быть равным им - Хёниру, Тору... всем, кого ты выделял.
- Разве ты не был равным им? - возразил Один. - Самый молодой ас в Совете... Разве не с тобой я делился всеми своими замыслами, разве не к тебе приходил со всеми своими сомнениями?
Локи не отвечал. По щекам его текли слёзы, но едва ли он осознавал это.
- Мне нужно было больше, - прошептал он наконец.
- Ты как дитя! - воскликнул Один с досадой. - Я ждал от тебя взрослых поступков, а ты так и остался ребенком. Я не могу дать тебе того, что ты хочешь. Потому что это не игрушки. А ты хочешь только играть.
Пальцы Локи, сжимающие камень, побелели.
- Я стал таким, каким ты хотел меня видеть, - пробормотал он невнятно.
- Ложь, - перебил Один. - Я хотел видеть тебя воином, а не убийцей, советником, а не интриганом...
- Если ты ждал от меня иных поступков... Тогда послушай... Я дам тебе совет. Попытайся остановить его. Пока он еще твой сын.
- Его, Локи?
- Да, потому что меня ты уже не остановишь, - он поднял взгляд на Одина - сумасшедший взгляд, полный ярости и боли.
- Для чего тебе так нужно уничтожить этот мир? - спросил Один тихо.
Локи пожал плечами.
- Я заключил договор с расой читаури... и не выполнил его... Теперь они идут на мой запах. А я устал бегать от них, как крыса. Лучше уж я разнесу здесь все, чем они.
- Асгард сможет противостоять им.
- Никто в Асгарде не ударит и палец о палец ради моей безопасности. Ты знаешь это, - фыркнул Локи, поворачиваясь к Одину в профиль и высоко задирая свой острый нос, словно пытался рассмотреть что-то в небе.
Тот проследил за его взглядом и убедился, что глаза его устремлены в никуда.
- Армия не ослушается моего приказа, - произнес он.
- Нет. Но ты не отдашь этот приказ. Ты не пожертвуешь своими лучшими воинами ради меня.
- Ты до сих пор во мне сомневаешься? Даже теперь, когда я прошел столько миль ради твоего возвращения домой?
Локи покачал головой. Это окончательно лишило Одина терпения. Он толкнул сына к стене, сжимая его горло. Некоторое время тот хватал ртом воздух, но хрипло захохотал, как только Один выпустил его.
- Корабль ждет, - сказал он, кашляя и отодвигаясь от Всеотца. - Даже если ты убьешь меня, он все равно выйдет из порта.
- Ты сам убьешь себя, - возразил Один, задыхаясь, словно его самого держали за горло.
Локи лишь досадливо поморщился.
- Ты ведь знал, что придет тот день, когда я насовсем исчезну из Асгарда... и из твоей жизни. Он наступил. Прислушайся... Слышишь удары? Этот мир подобен сердцу, которое пульсирует и гонит по моей крови отраву. Мне больно. Я хочу прекратить все это... чтобы перестало болеть... Прощай. Мы оба плохо кончим... как и было предсказано.
- Ты безумен, - повторил Один сокрушенно. - Безумен настолько, что ни одно мое слово не достигает твоих ушей. Сын мой... Ты в очередной раз увяз в паутине собственной лжи. Что ты теперь станешь делать? Снова сбежишь? Что же, ты и сейчас не осмелишься сказать мне правду?
- Какую правду? - пробираясь боком к расщелине, пробормотал Локи.
Один выставил руку вперед, преграждая ему путь.
Сейчас они стояли так близко друг к другу, что Один ощущал дыхание Локи на своем лице и запах копоти, которым пропитались его волосы и одежда.
- Правду о том, что на самом деле двигало тобой. Правду о том, почему твои невинные шутки приобрели в последнее время такой изощренный характер. О том, почему ты стал безжалостным и коварным. О том, почему мой мальчик превратился в чудовище.
В глазах Локи плескался настоящий, неподдельный ужас. Ему до сих пор было что терять, и Один ухватился за эту ниточку.
- Я не отвергал тебя, - продолжал он уже совсем тихо. - Я просто ждал, чтобы ты сам пришел ко мне. Чтобы ты сам признался - себе, не мне, - в том, что твое сердце больше не принадлежит тебе... как мое не принадлежало мне с тех пор, как я впервые увидел тебя.
Локи почти распластался на камне, словно разом лишившись всех сил, и бледность, хлынувшая ему на щеки, была заметна даже сквозь слой сажи.
Один обхватил его за плечи, поддерживая, и, поскольку все слова уже были сказаны, склонился и поцеловал его. Губы Локи были горькими от пепла, но под горечью открывались сладость и блаженство, о которых Один не мог и помыслить.
Когда их поцелуй, долгий, как мир, прервался, взгляд Локи был ясным, как будто вместе со слезами из него ушло и безумие. Все черты его лица снова на миг стали чертами ребенка, сидящего на перилах террасы и удивляющегося тому, как далекие горы каждое утро меняют свой цвет.
Не сводя глаз с Одина, он медленно поднял руку и коснулся своих еще влажных губ кончиками пальцев.
- Справа за первым поворотом будет тропа, - прошептал он. - Иди по ней, она приведет тебя к реке. Там ты найдешь лодку и сможешь вернуться в Асгард... Останови его... Пока он не выкорчевал твои сады... Еще не поздно.
- А ты? - спросил Один.
Локи покачал головой.
- Огонь зовет меня. Я должен сгореть... чтобы начать заново. Для чего ты удерживаешь меня, Один? Твой взгляд для меня невыносим... и я не стою твоих слёз. Я - уже не он. Позволь мне уйти. И торопись... прошу тебя... Не дай ему стать мной.
Он невесомо провел ладонью по плечу Одина и, скользнув в узкую расселину между камнями, исчез.
URL записиsuhona сказала повесить это в открытый доступ, так что вот
Название: Путешествие на край света
Автор: йа
Фандом: Thor 2011 + мифология (мимо пробегала)
Пейринг: Один/Локи
Рейтинг: PG-13, слэш
Жанр: drama, romance, fluff
Размер: миди (~11 600 слов)
Таймлайн: после «Тора»
Дисклеймер: всё не моё. Пишу джаст фор фап!
Предупреждение: флаффчег
Фик написан по заявке «Один знает, что Локи жив, и ищет его», для suhona, виз лав!))
навстречу судьбе,
не гадая, в ад или в рай,
так и надо идти,
не страшась пути,
хоть на край земли,
хоть за край.
(Р.Киплинг)
С Иггдрасиля облетали листья. Никогда прежде Асгард не знал осени. Они падали, тихие, мертвые, один за другим, от каждого легкого порыва ветра. Рассветы подернулись дымкой, которая не уходила, даже когда солнце поднималось в зенит.
Птицы смолкли, ручей у подножия замка, когда-то полноводный, обмелел. По ночам в долине заунывно выли волки.
В час, когда луна выше всего стоит на небосводе и освещает ровными лучами самые дальние коридоры, где не горят факела, ощущая себя здесь полноправной хозяйкой, Один выходил на террасу. Игра обманчивых теней каждый раз заставляла его сердце на мгновение замереть - ему казалось, что он видит детскую фигурку, сидящую на изгороди.
Это видение преследовало его во сне и наяву.
Каменная изгородь была холодной, и когда, коснувшись ее шероховатой поверхности, он подносил руку к лицу, на кончиках пальцев поблескивал иней...
...Его сын Локи любил сидеть здесь, когда был ребенком. Он приходил сюда с первыми лучами солнца и оставался до тех пор, пока по долине не начинала ползти тень от большой горы.
Один, и сам поднимавшийся до света, был очень удивлен, впервые встретив сына здесь.
Замечтавшись, Локи заметил чужое присутствие, только когда Один подошел уже совсем близко. Он испуганно оглянулся, но тотчас успокоился при виде отца.
- Лес и горы каждое утро меняют цвет, - сказал он вместо приветствия, снова отворачиваясь и глядя в долину. - Почему?
Один остановился за его спиной.
- День убывает, - объяснил он. - Солнце поднимается все ниже. Так будет до тех пор, пока не придет лето... Здесь опасно, ты можешь упасть, - добавил он.
- Я же не маленький, - возразил Локи, хитро взглядывая на него.
- Знаю. Но будь осторожен.
На другое утро Один пришел на террасу и ожидаемо нашел Локи здесь. Тот уже ждал и довольно улыбнулся отцу.
- Вчера они были фиолетовые, а сегодня - серые, - сообщил он так, словно перемены в ландшафте имели какую-то небывалую важность.
Долина тонула в тумане.
- Холодает, - откликнулся Один. - Я принес тебе одеяло.
Локи вздохнул, но не осмелился спорить.
Так начиналось теперь каждое утро: Один спускался вниз, находил Локи на террасе, вручал ему одеяло, которое упрямый ребенок никак не желал брать с собой, они обменивались несколькими словами и молча ждали, когда рассветет.
Один успел привыкнуть к этому их маленькому секретному ритуалу так, как привыкают ко всем ежедневным делам. Он каждый раз старался сообщить сыну что-то новое, но в небольших количествах, чтобы это за день успело осесть и закрепиться в сознании Локи.
В тот год на границах Етунхейма снова вспыхнули волнения. Наступала зима, и етуны, почувствовав ее приближение, осмелели. Один не собирался развязывать войну и знал, что Лафей, верный данному слову, тоже не развяжет ее, - скорее всего, дело было в небольшой группе мятежников. Один принял решение разобраться с ними лично, если понадобится - припугнуть, если придется - наказать.
- Это пустейшее из дел, - говорил он Фригг, собираясь в дорогу.
- Тогда для чего тебе ехать самому? - возражала она в тревоге.
Женщины в силу своего характера всегда склонны преувеличивать опасность.
- Ты что, уезжаешь? - спросил его Локи перед завтраком, улучив момент, пока отец еще не сел за стол. - Ты не пришел сегодня на террасу, а я ждал тебя.
- Да, - рассеянно ответил Один. - Нужно проведать старых знакомых... в Етунхейме.
- В Етунхейме? - повторил Локи. - Но ведь это же так далеко....
- Неблизко, - подтвердил Один. - Хеймдаль будет учить вас в мое отсутствие и... Локи, что с тобой? - перебил он сам себя, заметив в глазах сына слёзы.
- Возьми меня с собой, - горячо зашептал тот, цепляясь за его рукав. - Я тоже хочу, пожалуйста, позволь мне ехать с тобой!
- Что ты такое говоришь, Локи! - воскликнула, всплеснув руками, Фригг. Она услышала обрывки их разговора и сразу поняла, о чем толкует ее сын. - Детям не место в военном походе.
- Мама права, - подтвердил Один, не подавая виду, что слёзы Локи глубоко тронули его. - Обещаю, когда ты вырастешь, мы будем всюду ездить вместе.
За завтраком Локи хлюпал носом и низко наклонялся над своей тарелкой. Перед отъездом Один зашел в детскую и нашел младшего сына сидящим на подоконнике.
- Солнце здесь больше не поднимется, потому что ты уезжаешь, - сказал тот срывающимся голосом.
Один сел рядом с ним.
- Я буду следить за тем, чтобы оно приходило в Асгард каждый день согревать своими лучами моего малыша, - ласково сказал он, вытирая со щек Локи слёзы. - Перестань же. Мужчины не плачут.
- Я не плакал, - заверил Локи, отворачиваясь.
- Вот и хорошо. Я скоро вернусь, - он взял Локи за подбородок и заставил поднять голову. - Привезу тебе белого волчонка. Ну, улыбнись. Так-то лучше.
Покуда замок был еще виден на горизонте, он видел силуэт Фригг - та стояла на стене, подняв руку в прощальном жесте.
Один задумчиво теребил край плаща. Он увозил с собой воспоминание об улыбке Локи как луч солнца, как золотую искру.
В тот раз путешествие затянулось: лед сковал озеро, и флотилии пришлось дожидаться весны. Впрочем, она была ранней. К его возвращению вечнозеленые сады расцвели и стали белыми, а воздух наполнило благоухание, более терпкое, чем мёд Вальгаллы.
Он привез Тору кинжалы, а Фригг - брошь, выкованную лучшими кузнецами севера, украшенную камнями, прозрачными, как самая чистая вода.
Но ни радость Тора, ни поцелуи Фригг не наполняли его - внутри по-прежнему оставалась тревожность, та, что всегда прежде заставляла его сорваться с места и уйти в поход, надолго покинув родные края.
Он поднялся по ступеням и взошел на террасу.
Локи сидел на ограде, возле него лежала наспех сломанная яблоневая ветка, усыпанная белыми цветами. На звук шагов он обернулся и бросился к отцу.
Один всегда знал, что брать детей на руки и ласкать их - означает баловать, поэтому ни разу с тех пор, как сыновья научились ходить, даже не посадил их к себе на колени. Но сейчас все принципы были забыты. Он взял Локи на руки и не спускал с них весь оставшийся день.
Именно тогда он потерпел поражение, первое из череды тех, что не имеют отношения ни к каким войнам, кроме войн между разумом и сердцем.
***
Обмелевший ручей был тих и печален - от его прежней дерзости не осталось и следа. Когда-то, еще совсем недавно, он гремел среди камней, ластился к корням деревьев на берегу...
...В последний раз Один был здесь с Локи - потому что сыну пришло в голову припомнить одно старое, данное сгоряча обещание.
"Когда я был ребенком, ты сказал, что мы будем всюду ездить вместе".
Локи произнес это, возникая из тени виноградников, посаженных по обеим сторонам дороги, ведущей в долину. Небо было еще светлым наверху и персиковым - у горизонта, но под деревьями уже раскинулось царство синих вечерних сумерек. Меньше всего Одину хотелось сейчас держать свое слово, но он не нашел причины отослать Локи обратно в замок, и потому сделал ему знак идти следом.
Они спустились к ручью и пошли вдоль берега: Один впереди, Локи - чуть поотстав. В ветлянике, скрывшись среди листвы как за плотным занавесом, оба, не сговариваясь, сели на траву.
Один молчал - присутствие Локи мешало ему сосредоточиться.
Тот, никогда не отличаясь терпением, заговорил первым.
- Ты сам не свой, и уже давно.
Один пожал плечами, словно речь касалась того, что он и не пытался скрывать.
- Мне душно, - ответил он, не глядя на сына. - Душно и тесно. Я слишком долго сидел на месте.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Локи, негромко, так, что поначалу его голос можно было принять за шум воды.
- Я привык странствовать. Спать на земле, укрываться от непогоды под деревьями или в пещерах среди скал... Оседлая жизнь дурно влияет на меня.
- Значит, ты собираешься уйти? Куда?
- Куда угодно, - сказал Один, давая понять, что не собирается никому открывать своих планов. - В любом из девяти миров мне легче дышится, чем здесь, в моем золотом чертоге. Вы с Тором уже достаточно взрослые, чтобы позаботиться о матери... И сами в моей защите больше не нуждаетесь.
Он сказал это намеренно отстраненно и холодно, чтобы Локи не подумал проситься с ним.
Тот молча сорвал травинку и принялся мять ее в пальцах.
- Как жаль, что я уже не ребенок, - начал он все так же негромко. - И уже не поверю в сказку, что в твое отсутствие солнце будет согревать меня по твоему поручению.
Один не ответил.
- Хочешь посмотреть мой новый фокус? - предложил Локи через некоторое время.
- Пожалуй.
Локи щелкнул пальцами, и над его раскрытой ладонью взвился рой огоньков. Покружившись, он поднялся вверх и распался на отдельные сияющие точки, мелькая тут и там среди листвы.
- Это жуки, - объяснил Локи. - Они спят днем, а ночью летают и светятся в темноте.
- И какой в них смысл?
- Никакого. Я придумал их на потеху. Когда ты в своих странствиях будешь идти по лесу и увидишь их, поймешь, что в своих мыслях я обращаюсь к тебе и ищу тебя, где бы ты ни был.
- Ты придумал их раньше, чем я рассказал тебе о своем намерении уйти, - возразил Один.
- Верно, раньше. И тогда это были просто жуки. А сейчас в их существовании появился смысл, - ответил Локи. Взгляд его был все еще немного расфокусированным, как всегда после сотворенного заклинания, и потому блуждавшая на его губах улыбка казалась беспомощной.
Один вздохнул, сдаваясь.
- Иди ко мне, - позвал он.
Локи придвинулся ближе и лег, устроив голову у него на коленях. Один коснулся его волос, медленно перебирая их.
Он лгал и себе, и сыну. Ни в одном из девяти миров для него не было ничего дороже этого ощущения шелковых прядей Локи под его пальцами...
...По воде обмелевшего ручья плыли листья. Ветляник поредел, трава пожухла. Один не сразу узнал это место, когда опустился на землю, чтобы передохнуть от своих бесконечных блужданий по окрестностям Вальгаллы. Он с чего-то решил, что боль исчезнет, когда он обойдет все места, которые они когда-то прошли вдвоем, и увидит, как они изменились. Думал, это поможет ему принять и остальные перемены. Однако вышло наоборот. Боль, прежде глухая и тянущая, принялась со звериной яростью грызть его сердце. Он хрипло откашлялся - он хотел бы слёз, но их не было. Ни разу с тех пор, как Локи разжал руку и исчез в черной бездне.
Один предчувствовал, что они с Локи расстанутся, знал, что однажды это произойдет, но был уверен, что сам покинет Асгард и осуществит, наконец, свою давнюю мечту вновь побродить по уже заросшим тропам. На деле же вышло иначе. Локи скорее решился на путешествие. Из которого никогда уже не вернется.
Больше не на что было надеяться. Один медленно поднялся на ноги - сквозь листву проглядывало низкое пасмурное небо. Темнело быстро и неуклонно - может быть, ночью пойдет дождь, а может - выпадет снег... Погода давно перестала подчиняться Одину - ему не подчинялись сейчас даже собственные глаза, потому что перед ними вдруг заплясали точки. Его шатнуло, он схватился за ствол ближайшего дерева и помотал головой.
Точки не исчезали. Чем темнее становилось вокруг, тем ярче они разгорались.
- Локи? - прошептал он беззвучно. И снова хрипло выдохнул: - Локи!..
Светлячки, словно встревожившись, стали кружить быстрее.
Один снова сел на траву и перевел дыхание.
- Мой сын жив, - сказал он вслух. - Он не погиб, мы все ошиблись.
Каждое его слово возводило в его сердце прочную стену уверенности.
- Я найду его, - договорил Один, и светлячки, словно выражая свое одобрение, спустились ниже и расселись на еще не облетевшие листья засыхающей ветлы.
***
Фригг лишь печально покачала головой, когда он вернулся в замок с известием, что отправляется на поиски Локи. Но когда он принялся искать свой дорожный плащ и шляпу, она поняла, что это не просто разговоры, и стала уговаривать его успокоиться и забыть свою безумную затею.
- Куда ты? Подожди хоть до утра.
- Я довольно ждал. Сын подает мне знак, - ответил Один непререкаемо.
Она стояла на стене и смотрела ему вслед. Он оглянулся лишь раз, чтобы увидеть ее одинокий силуэт на фоне угасающего неба.
На крохотной пристани было пустынно – здесь никогда не выставлялась охрана. Единственная лодка плавно покачивалась на волнах, вода с тихим плеском билась о ее бока, набегала на песок.
Один отвязал ее.
По берегам пылали костры дозорных, но никто из них не встрепенулся, когда он неслышно проплыл мимо, выгребая на середину реки, где быстрое течение тотчас подхватило его, словно пушинку.
Ему было по пути с ветром, и он лишь слегка выправлял курс: лодка двигалась сама, повинуясь его воле. Он плыл всю ночь, и на рассвете достиг границы миров. Стража здесь стояла более внимательная, чем у стен Вальгаллы – едва весло плеснуло по воде, как с берега ему ответило конское ржание. Один пристал к берегу, и из-за холма навстречу ему показался всадник. Узнав путешественника, он быстро спешился и в два шага приблизился к лодке.
Грани висящего у него на бедре большого молота вспыхнули, - первый луч солнца отразился в них.
- Тор… Зачем ты здесь? Разве восточные рубежи в опасности? – первым заговорил Один.
- Я был на юге, но мать прислала мне известие, что ты ушел вниз по реке, - отозвался его собеседник и старший сын. – Скажи мне, что за поход ты задумал и отчего не позвал меня с собой? Что же до твоего второго вопроса – отвечу прямо: на востоке неспокойно, с тех самых пор, как…
Голос его оборвался, и Тор схватил ртом воздух. Суровые и спокойные черты его лица на мгновение исказились болью, но он сделал над собой усилие и продолжил: - ...его не стало.
Один молча сел на большой валун, и Тор подошел к нему ближе.
- Расскажи, что на востоке, – велел Один.
- Дозорные не раз говорили, что небо там пылает, словно охваченное пламенем, - ответил Тор. - Нынче ночью я видел это собственными глазами.
- Что ты видел? - поторопил Один.
- Большой огонь. Зарево было таким ярким, что даже в лесу у подножия Йерввастинд стало светло. Я поднялся на гору, а небо на горизонте как будто лизали языки пламени. Никогда прежде мне не доводилось видеть такого кровавого заката.
- Что доносит разведка?
- Ничего, - повел плечом Тор. - Три отряда, посланные один за другим, ушли туда и не вернулись.
Один задумчиво кивнул.
- Есть ли еще что-то, о чем ты умолчал, сын? - спросил он уже мягче.
Тор опустился на камень рядом с ним.
- Все напуганы, отец, - произнес он вполголоса. - Воины пересказывают легенду о небесной щели, которая расколет небо пополам... Местные жители бросают дома и перебираются западнее. Они так обрадовались моему появлению, что, думаю, я останусь пока здесь. Если только ты не призовешь меня к себе.
- Не призову, - покачал головой Один. - Мне ты нужен именно здесь, и я рад, что ты предугадал мою волю. Но мой путь лежит дальше. Накануне я получил знак о том, что твой младший брат Локи жив.
Тор взволнованно посмотрел на него, но ничего не сказал.
- Я собираюсь найти его, - продолжал Один, - и возвратить в Асгард.
На открытое лицо Тора набежала легкая тень.
- Я не смею отговаривать тебя, отец, - сказал он. - Если ты вернешь его - сделаешь счастливыми во всяком случае четверых. Мать побледнела от горя, ты ходишь мрачнее тучи, я сам не могу сомкнуть глаз уже какую ночь... А он... он ведь даже не знает, каково это - жить вне Асгарда. Если он жив сейчас - ему очень тяжело там.
- Ты прав, - сказал Один. - Поэтому я не стану медлить. Если тебя спросят обо мне, скажи, что я опять отправился в путешествие. И будь наготове.
- Хеймдаль говорит, грядет большая битва. Силы противника неизмеримы, неисчислимы его армии... Он говорит, поднялось войско мертвецов... Они уже готовы выступать... И, когда затрубит рог, придут последние дни... - сообщил Тор заунывно. - Сказать по правде, я ничего не понял из его слов, - добавил он. - Терпеть не могу эти метафоры. Говорил бы прямо, что, где и когда. Тебе что-нибудь известно об этом?
- Только то же, что и тебе, - махнул рукой Один. - Как бы то ни было, мы не допустим этой битвы.
- Ты думаешь, все это тоже как-то связано с Локи? - осторожно спросил Тор, кивая на восток, когда провожал Одина к лодке и помогал оттолкнуться от берега. - Этот огонь... Он ведь любил огонь...
- Любил... Но я пока воздержусь от скорых выводов. Рассчитываю возвратиться с ответами, - Один кивнул Тору, тот поднял на прощание руку и так и стоял на берегу, пока не растворился в стелющемся над водой утреннем тумане.
Одна из главных артерий Иггдрасиля, одна из самых больших рек, петляла среди холмов, вблизи - зеленых, вдали - голубовато-фиолетовых. Когда солнце поднялось в зенит, Один снова причалил к берегу и сделал небольшой привал. Ему нужно было подремать и набраться сил перед дальнейшей дорогой, поэтому он привязал лодку и собрал хворост для костра и лежанки. И лишь потом, устроившись у огня, призвал к себе Хугина и Мунина.
Здесь, в лесу, подступающем к самой воде, было пустынно и совершенно тихо. Ни дуновения ветерка, ни щебета птиц, ни клекота насекомых. Поэтому шум крыльев он услышал издалека - его верные слуги-вороны спешили к нему.
- Летите на восток, - сказал им Один, едва они опустились на куст можжевельника. - Держитесь реки, узнайте всё, о чем судачат по берегам. Я буду ждать вас здесь.
Птицы чувствовали его нетерпение и сами наполнялись им вслед за хозяином - как только он закончил говорить, одна за другой они вспорхнули и исчезли.
Один лег на бок, завернувшись в плащ, и почти мгновенно уснул.
...под вытянутой рукой Локи пламя приняло облик женщины. Тонкое тело ее изгибалось в танце, с длинных волос падали на землю искры, и, зашипев, гасли. Она была изящна как лань, грациозна, как дикая цапля... Ее всё убыстряющиеся движения были просты и естественны, как трепет ветвей под дуновением ветра. Она словно черпала в самой себе неведомые удивительные образы, чтобы тотчас переложить их на язык танца.
Ее создатель не шевелился. Завороженный, он следил за изящными движениями, словно позабыв, что это всего лишь иллюзия, порождение его собственной магии.
Стараясь не шуметь, Один вошёл в зал, но тотчас пожалел об этом: Локи всё-таки услышал шорох его плаща и обернулся. При виде отца на его побледневшем от усталости лице отразился ужас. Он уронил руку, и пламя опало, а сам горе-волшебник вскочил на ноги и бросился прочь, так, что Один едва успел поймать его за рукав.
Теперь он смотрел на Одина с обреченностью.
- Я знаю, колдовать к лицу лишь женщине, - пробормотал он дрожащим голосом.
- Кто научил тебя этому трюку? - спросил Один мягко.
Локи открыл было рот, но под его взглядом смешался.
- Я сам, - пробормотал он наконец. Поскольку хватка на его предплечье разжалась, он добавил уже смелее: - Я с детства умею это. Раньше перед сном часто забавлялся так, создавая мелких животных... Чему ты улыбаешься?
- Радуюсь тому, что у тебя есть такие способности, - ответил Один. - Девушка была прелестной. Кто она?
- Я не знаю ее имени, - признался Локи. - Видел ее в саду.
- Могу разузнать у Фригг, кто это была, - предложил Один, хитро улыбаясь.
Локи уставился на него во все глаза.
- Ты что, совсем не сердишься?
- Я хочу еще раз взглянуть на это колдовство, - вместо ответа сказал Один. - Только пусть это будет твой собственный двойник. Давай же, - он сделал рукой приглашающий жест, и Локи снова скуксился.
Покосившись на отца, он со вздохом поднял руку, и опавшее было пламя вновь стало подниматься, приобретая очертания фигуры. Несколько мгновений живая сущность как будто боролась со стихией, но затем снова рассыпалась бесформенными язычками.
- Я не могу создать свой двойник, - сообщил Локи.
- Не можешь - или не хочешь? - проницательно уточнил Один.
Локи искоса взглянул на него, в глазах блеснул хитрый огонек.
- Твое слово - закон для меня... Если мой двойник не способен это сделать, я сам для тебя станцую, - заявил он нагло, выходя на середину зала.
Послушные его руке, языки пламени перебрались из камина прямо на каменный пол, образуя правильный круг. Локи, стоя в самом центре, расстегнул куртку и отбросил ее в сторону, оставшись в одних штанах. Его голый торс поблескивал в свете огня, и Локи не шевелился до тех пор, пока пламя не поднялось достаточно высоко, - тогда, словно повторяя движения огненных языков, начал двигаться и он сам.
Ни одна ведьма, ни одна искусная колдунья не способна была наворожить что-то, превосходящее по эффекту и силе этот танец, такой откровенный, развратный и одновременно простодушный, словно им двоим - Локи, в кои-то веки решившемуся на такую откровенность, и Одину, для которого предназначалось это действо, - уже нечего было таить друг от друга.
Возможно, в этот момент Локи всерьез считал, что всё именно так просто, как он говорил об этом каждым своим движением, каждым взглядом из-под ресниц, который, будто ядовитая стрела, вонзался Одину в сердце.
Один тяжело дышал, не в силах оторваться от этого зрелища, порочного и прекрасного, словно открывающаяся раковина, внутри которой лежит жемчужина. И, когда наслаждение, наполнявшее Одина, достигло своего пика, Локи, поймав не менее ядовитую стрелу устремленного на него взгляда, резко замер, разрушая магию действа, и опустил голову. Длинные темные волосы хлестнули его по лицу и опали на плечи. Пламя погасло.
Легкой танцующей походкой, которая всегда отличала его от прочих асов, он приблизился к своему безмолвному зрителю и спросил, слегка задыхаясь:
- Так ты простишь меня, отец?
Один медленно провел пальцами по его щеке, стирая с нежной кожи легкий след сажи. Во взгляде Локи дерзость мешалась со страхом, вызов - с испугом. Он понимал, что перегнул палку, и не был уверен, что Один станет терпеть его выкрутасы.
- Я прощу тебя... - медленно произнес Один, продолжая движение пальцами вниз - по груди, к напряженному животу. Локи задержал дыхание, завороженно глядя ему в глаза. - ...на этот раз, - договорил Один. - Ступай.
Дважды повторять не пришлось, Локи исчез мгновенно, будто растворился в воздухе.
Один прошел на середину зала - огонь оставил на полу потемневший круг. Чуть поодаль у стены валялась забытая куртка. Один поднял ее и прижал к лицу, делая глубокий вдох. Куртка пахла травой и дымом. Локи снова ускользал, неуловимый, как пламя...
...Один пробудился в лесу, на лежанке из жестких прутьев. Хугин и Мунин еще не вернулись. День клонился к вечеру, костер почти погас. Один раздул его посильнее и сел, привалившись спиной к могучему стволу дуба и отгоняя от себя призраки воспоминаний.
В его снах Локи по-прежнему называл его отцом, и это лишь усугубляло боль при пробуждении. Один не мог понять, что пошло не так. Локи был ничуть не менее способным, чем Тор - королевская кровь давала знать о себе в его взгляде, осанке, его честолюбии, его стремлении быть лучшим. В какой момент его мальчик сбился с пути, и не сам ли он, Один, был виноват в этом?
Впервые с тех пор, как Локи исчез, ему подумалось, что даже сейчас стоило бы добраться до сути, распутать узел, в который сплелись нити их судеб.
***
Знакомый шум крыльев отвлек его от размышлений. Верные вороны как и в прошлый раз опустились на нижние ветви большого куста и принялись чистить перья. Выглядели они потрепанно - потускневшие и взъерошенные.
- Земля на востоке сожжена пламенем, - сообщил Хугин, как только получил от хозяина знак говорить. - Обуглились даже камни. Там ничего не осталось, и мы не стали пробираться вглубь. Но в лесу неподалеку не всё сгорело, и нам повстречалась там стая птиц. Они оплакивали своих погибших перед тем, как покинуть эти края. От них мы узнали об огненном змее. Он налетел внезапно, как буря, и уничтожил всё, чего коснулся своим хвостом. Пожары улеглись, но по земле все еще стелется дым.
Один кивнул, показывая, что услышал достаточно. Вороны порхнули к воде и принялись жадно пить.
- Дальше я отправлюсь без вас, - сообщил Один. - Возвращайтесь в Асгард.
Они еще некоторое время летели вслед за его лодкой, но, как только по берегам стали появляться засохшие деревья, повернули обратно. Вскоре вслед за этим Одину в лицо повеяло запахом мертвой земли, знакомым ему со времен войны с ванами...
...выжженная земля ванов корчилась в предсмертных судорогах. Их некогда богатые пашни и сады обратились в прах. Вероятно, не лучшая картина ожидала их и в Асгарде, но туда было еще несколько дней пути, а сейчас Один смотрел с холма, как дотлевают поля врагов. На смену военному азарту пришли запоздалые сожаления. Но это ведь было их общее решение, единогласно принятое Советом старейшин.
После той истории с танцем Локи больше не пытался проделывать трюков с огнём и как будто на время присмирел. Один, чтобы не выпускать его из виду, решил найти ему дело и велел присутствовать на Советах старейшин Асгарда. Асы были очень недовольны этим - они считали, что такому молодому богу не место на тинге, и посматривали на Локи с неодобрением. Никто не решился в открытую противостоять Всеотцу, но их раздражение было слишком очевидно - отчасти еще и потому, что Один отвел Локи место по левую руку от себя, почти во главе стола.
Локи пришлись по душе дворцовые интриги и заговоры, но положение, определенное ему отцом, явно не удовлетворяло его.
- А это кресло, - спросил он однажды, кивая на пустующее место по правую руку от Одина. - Для кого оно предназначено?
- Не пытайся лезть в то, чего не сможешь понять, - осадил его Один.
- Для Тора, не так ли? - протянул Локи ядовито. - Ну конечно... Скажи, отец, а я сам когда-нибудь заслужу твое доверие настолько, чтобы ты меня посадил сюда?
- Ты замолчишь, или мне приказать тебе умолкнуть? - рассердился Один. Асгард стоял на пороге войны с ванами, и семейные распри были в этот момент совершенно лишней помехой.
Локи притих, но нахмуренные брови говорили о затаенной обиде.
Один опустил руку ему на колено, жестом веля успокоиться.
- Пусть выскажется Хёнир, - сказал он звучно, больше не глядя на Локи. - Он как никто другой среди нас пользуется доверием ванов.
Ас с короткой, но уже седой бородой поклонился Одину и поднялся с места, чтобы всем присутствующим было видно и слышно его.
- Ваны всегда кичились своей первородностью, - заговорил он неторопливо. - Теперь же они намерены пойти еще дальше. Очевидно, они хотят передела земель. Их поля и пашни полностью засажены пшеницей и виноградниками, но им все мало. Их алчность теперь простирается в сторону Асгарда. Они убеждены, что свободно ходили по нашим землям еще до того, как первые из нас проснулись в непроглядном мраке Мировой бездны, что их род древнее и совершеннее нашего, и это дает им вполне легальные основания требовать чего-то от нас.
- Легальные основания? - изумленно воскликнули за столом.
- Это их слова, - слегка повернув голову в сторону говорившего, пренебрежительно усмехнулся Хёнир. - Я скажу так: война подошла к нашему порогу, и вряд ли что-то способно ее отменить. Ванам нужен формальный повод, и он может быть любым. Не сегодня-завтра они спровоцируют нас. Все мы знаем, что нам не победить их армию. Отсюда вопрос - отдать ли нам часть своих земель добровольно, или ожидать, пока они возьмут их силой.
- Пойти на поводу у их жадности? - возмутился сидящий напротив него Мимир. - И откуда взялись данные о том, что их армия превосходит нашу доблестью? Пусть они берут числом - но годы мирной жизни сделали их ленивыми и беспечными. Из воинов они превратились в земледельцев. Если они хотят войны, мы объявим ее сейчас, не давая им времени собраться.
- Смело! - фыркнул Один. За время разговора его рука так и лежала на колене Локи, бессознательно перебирая ткань его плаща - он не вкладывал в этот жест ничего, кроме желания ощущать присутствие сына рядом. - Я даю вам время до вечера. Пусть с первой звездой каждый принесет с собой белый и черный камень. Белый будет означать попытку перемирия, черный - войну. Но прежде, чем вы сложите свои камни в чашу, я хочу, чтобы вы выслушали Тора. Он искушен в военном деле и часто бывал в Ванхейме. Я пошлю за ним, и пусть его слова помогут нерешительным, а уверенных укрепят в их вере.
Колено Локи дернулось под его ладонью. Когда старейшины покинули зал, Один направился в караульную, и Локи привычно последовал за ним.
- Мы оба знаем, что скажет Тор, - заметил он, стараясь не отставать и говорить ровным тоном, хотя срывающийся голос все равно выдавал его.
- Знаем. Но я хочу, чтобы и остальные это услышали.
- Даешь ему почувствовать власть? - криво усмехнулся Локи.
- Не власть, а ответственность, - ответил Один. - Ему это будет полезно.
- Только ему?
Один остановился посреди коридора и внимательно посмотрел на Локи:
- Власть - не всегда благо. Она может обернуться тяжким бременем, которое способен вынести не каждый.
- Ты считаешь, я неспособен вынести его?
- Я считаю, ты неспособен понять.
Локи отвел взгляд.
- Почему? - спросил он тихо.
- Это неверный вопрос, - отозвался Один.
Локи молча наклонил голову и, повернувшись, быстрым шагом направился обратно в зал.
Один не стал останавливать его - в Локи говорила ребяческая обида, и, пока она руководила его сознанием и поступками, он не мог посмотреть дальше своего носа и оценить, какую власть на самом деле имеет - не над Асгардом, но над сердцем Всеотца.
***
Тор действительно явился к первой вечерней звезде - в пыльном плаще прямо с дороги прошел в зал. Локи следил за ним ревнивым взглядом.
- Не надоело сидеть взаперти? - подначил Тор, крепко обнимая его и не обращая внимания на то, как Локи морщится и брезгливо стряхивает с плаща песок и пыль. - Мы скакали напрямик, через холмы, и едва лошадей не загнали... - добавил он, обращаясь к отцу. - Я сразу понял, для чего ты послал за мной. Ты намереваешься объявить войну ванам.
- Именно, - подтвердил Один. - Что ты скажешь? Нет-нет, не теперь... Погоди еще немного, сейчас здесь будет весь Совет старейшин. Располагайся. Ты, должно быть, хочешь перекусить с дороги...
- Всё это после, - отказался Тор. - Сначала поговорим о делах.
Локи в самом начале их разговора отошел и встал за спинкой кресла Одина. Взгляд его был устремлен на Тора. Должно быть, он ждал, что Тор устроится по правую руку от отца, - но тот вопреки ожиданиям разместился на противоположном конце стола, так, что входящие первым делом видели его широкую спину, обтянутую алой тканью плаща.
Зал быстро наполнялся, наконец Один велел всем садиться и, на мгновение вновь коснувшись колена Локи, кивнул Тору.
- Сын мой, тебе слово, - сказал он.
Тор поднялся, легко, словно не провел полдня в трудной и утомительной дороге, и, расправив плечи, заговорил:
- Отец спросил меня, что я думаю. Я скажу так. Ванхейм богат, и земли его плодородны. Мы не развязали бы этой войны - нас принуждают к ней. Пускай. Мы придем к ним и заберем у них всё. Больше здесь нечего добавить.
Тор никогда не любил долгих разговоров - его точные резкие жесты и отрывистая речь впечатляли асов куда сильнее, чем запутанные медоточивые фразы его младшего брата. Когда Один выставил на стол чашу, все камни, опущенные в нее, были черными.
На рассвете следующего дня они отправились в Ванхейм и сожгли его пашни и виноградники. Один начал битву, но за ее окончанием следил с вершины холма.
Локи тоже был там и, кутаясь в свой плащ, молча стоял по левую руку от отца. Тор только что прогарцевал мимо на своей лошади - он ехал торговаться о пленниках.
- Ты гордишься им? - прошелестел Локи. - Считаешь его великим воином? Продолжателем твоего дела?
- Да, - ответил Один, глядя вслед старшему сыну - стати и отваги Тору было не занимать. Но ему жаль было погибших виноградников - он запоздало подумал, что можно было иначе проучить ванов, что он слишком поспешил внять Совету и словам Тора. Поэтому он сухо договорил: - Во всяком случае, у него есть хватка.
- Я тоже мог бы сделать это, - продолжал Локи. - Если бы ты назначил меня командовать асами... Я тоже сжег бы здесь всё, даже в одиночку, без армии, я могу это, ты знаешь... Когда-нибудь я весь мир сожгу, чтобы ты посмотрел на меня так, как смотришь сейчас на Тора.
Один изумленно обернулся.
- Что ты такое говоришь? - воскликнул он. - Это глупо. И ты еще слишком юн, чтобы вести армию. Иди, прикажи складывать шатры, мы отправляемся домой.
Локи вздохнул.
- Я только на это и гожусь тебе, да? - спросил он уже без былой горячности. - Я всегда буду вторым, покуда жив Тор.
С высоко задранным подбородком - как всегда, когда чувствовал себя неуверенно или уязвимо, он направился в сторону, противоположную той, куда уехал Тор. Один провожал его взглядом, пока тот не растворился в дыму.
В тот день Локи он больше не видел - в кои-то веки сын не сопровождал его и вернулся вернулся домой гораздо позже, вместе со старшим братом. Один не придал этому эпизоду значения, поскольку был слишком занят: Тор привез ему с переговоров дурные вести, которые свели на нет и без того сомнительную победу в этой бессмысленной войне.
***
После войны за столом образовались два пустующих места, где когда-то сидели Хёнир и Мимир: заключая перемирие, асы и ваны обменялись заложниками, и оба участника Совета старейшин Асгарда были выбраны со стороны асов. Один сожалел об этой утрате: оба в разное время были его приближенными советниками и пользовались всеобщим доверием. Обоих отличал острый светлый ум и способность смотреть в будущее, хотя трудно было представить себе более непохожие друг на друга взгляды на мир, чем у этих двоих: Хёнир часто бывал в Ванхейме и уважал их традиции как свои собственные, Мимир же, напротив, всегда относился к ванам враждебно и не скрывал этого. Почему конечный выбор пал именно на них, Один и сам до конца не знал, но предполагал, что Хенира ваны выбрали как старого союзника, с Мимиром же они просто намеревались свести счёты, - заключение мира не гарантировало заложникам неприкосновенности.
Конечно, взамен Асгард приобрел далеко не последних богов Ванхейма - Ньерд куда лучше асов-воителей разбирался в земледелии, а его дочь Фрейя умела колдовать. Один даже подумывал ввести их в Совет взамен Хёниру и Мимиру.
Особенно интересовала Одина Фрейя - он хотел бы научиться у нее колдовству, но сделать это следовало втайне от асов. Впрочем, от Локи скрыть свои намерения ему не удалось - тот слишком ревниво относился ко всем планам отца. Стоило Одину лишь полунамеком заикнуться об этом, как чужеземцы сразу же пополнили список личных врагов Локи. Теперь кожа на его щеках покрывалась красными пятнами всякий раз, когда Один заговаривал с Ньёрдом или Фрейей в его присутствии. Остаться с кем-то из них с глазу на глаз Всеотцу тоже не удавалось - Локи всегда был поблизости и словно ненароком обнаруживал свое присутствие.
Как-то раз Один не выдержал и во время прогулки по саду сам подстерег Локи и, взяв за плечо, отвел подальше от главных аллей, где их могли подслушать.
- Разве ты не должен быть в Мидгарде? Я слышал, утром Тор звал тебя с собой, - начал он хмуро.
Локи бросил на него быстрый взгляд и тотчас потупился.
- Тор передумал, - заявил он неуверенно.
- Неужели? Я видел, как Хеймдаль открывал ему Радужный мост.
- Значит, он решил отправиться туда без меня, - нахально заявил Локи. Он говорил неправду, и оба понимали это, но Локи, вероятно, ожидал, что ему снова всё сойдет с рук, а Один внезапно почувствовал злость - он слишком избаловал этого наглеца, позволяя ему больше, чем любому другому асу, и сам был виноват в том, что его сын теперь не стеснялся паясничать даже перед главой Асгарда.
- Ложь, - зарычал Один, толкая Локи к ближайшему дереву и стискивая его горло железной рукой. - Ты крутился здесь и вынюхивал то, чего тебе знать не следует... Недаром Совет старейшин не верит тебе! Слишком уж часто ты оказываешься не в то время не в том месте, чтобы это было простым совпадением!
Локи захрипел, и Один, опомнившись, ослабил хватку.
- Говори, что ты задумал! - потребовал он, по-прежнему прижимая Локи к стволу дерева. Как только тот смог глотнуть воздуха, сразу же закашлялся, на глаза его выступили слезы, но он не попытался разжать пальцы у себя на горле или отстраниться.
В его покорности было что-то совершенно искреннее - сейчас он не играл и не притворялся. Он действительно позволил бы Одину все что угодно, даже если бы тот пожелал свернуть ему шею.
Один вдруг ощутил, как трепещет это тонкое горло под его пальцами, и на мгновение ему стало почти страшно, что он мог всерьез поранить сына.
Локи уступал ему без борьбы - и этот тактический ход был простодушнее и одновременно коварнее всего, с чем Одину приходилось иметь дело: он привык вести бой до последней крови, сдавшийся же соперник вынуждал его проявить милосердие.
Когда он убрал руку, Локи еще некоторое время надсадно кашлял. Один смотрел на него и чувствовал, как в его сердце поднимается то забытое чувство, которое однажды побудило его подобрать в етунском храме умирающего ребенка и забрать его с собой в Асгард.
Это была жалость – одна из величайших ловушек для таких душ, которые непривычны к состраданию. Локи больше не был беспомощным ребенком, но сейчас он был слаб точно так же, как тогда, - Один чувствовал это, как чувствовал и свою безграничную власть над ним. Это опьяняло и одновременно лишало сил. Он знал, что не мог бы воспользоваться своей властью.
- Так что тебе нужно? – спросил он устало, глядя на сына сверху вниз.
- Ты ведь не думаешь предложить кому-то из ванов то кресло по правую руку от себя? – хрипло произнес Локи.
Зрачки его глаз двигались туда-сюда, выдавая неподдельную душевную смуту.
Одину следовало бы разобраться во всём прямо сейчас, но он смалодушничал.
- Мы больше не будем обсуждать это, - сказал он твердо и, оставив Локи одного, направился к замку.
Ощущение хрупкости чужого горла все еще держалось на его пальцах.
***
Тот разговор так и остался неоконченным – и вряд ли Локи хоть что-то вынес из него. Часто Один по-прежнему ощущал на себе пристальный взгляд, но Локи всегда отворачивался быстрее, чем отец успевал посмотреть ему в лицо. Всё это напоминало бесконечную игру в кошки-мышки - Локи не пытался ничего предпринять и как будто выжидал момента.
Теперь он все чаще бывал задумчив и угрюм, но это не насторожило Одина должным образом: он любил Локи за легкость характера и жизнерадостность, и потому воспринимал его молчаливую мрачность как банальное отсутствие жизнерадостности, не пытаясь добраться до причин.
Лишь позднее, когда младший сын исчез и Один смог взглянуть на произошедшее с расстояния, он понял то, что ускользало от него прежде: основа личности Локи в последнее время подверглась значительным трансформациям. Локи, танцевавший для него в огненном круге, уже не был прежним, и, даже сохраняя внешние атрибуты былой беспечности, он неосознанно наполнил их новым содержанием. Этим содержанием была теперь болезненная зависимость от отца, зависимость, развивавшаяся медленно и неуклонно, как неуклонно накапливается в леднике талая вода, чтобы однажды пролиться рекой, и в определенный момент необратимо повлиявшая на душу Локи и его сознание. Именно тогда честолюбие в нём сменилось ревностью, беспечность - неуверенностью, амбициозность - завистью. Это исказило его взгляд на мир, принуждая видеть в окружающих врагов или, что еще хуже, - соперников.
Конечно, если бы Один сумел вовремя понять это и направить энергию Локи в созидательное русло, он получил бы в свое распоряжение всю любовь и преданность, на какие только тот был способен.
Но Один сам всегда был одиночкой – и не мог представить себе, что значит быть зависимым от кого-то. Во всяком случае, когда в Локи совершался этот болезненный перелом, Один не смог распознать в нем то, что легко можно было бы увидеть, приглядись он чуть внимательнее.
Он всё почувствовал на собственном опыте гораздо позднее - когда Локи уже не стало. За то недолгое время, что сын был при нем на Совете, Один слишком привык к его присутствию – касаясь его колена, он бессознательно черпал в этом прикосновении душевное равновесие; теперь же рука всякий раз опускалась в пустоту. Порой, забывшись, он оборачивался через левое плечо, и не сразу понимал, почему за спиной никого нет. Иногда ему снились сны, такие яркие и красочные, что до момента пробуждения он жил в иллюзии, принимая ее за реальность. В этих снах Локи всегда сопровождал его.
Стремление Одина уйти из Асгарда, отправиться в дальнее путешествие, глотнуть воздуха чужих стран на самом деле было стремлением освободиться от укрепляющейся в его собственном сердце зависимости от Локи – от его лукавых глаз, от его улыбки, от его легких танцующих движений, от плавных контуров его тела, от изгиба его шеи, от нежной кожи на его горле, от лихорадочного румянца на его щеках – от его влюбленности в Одина и от любви Одина к нему – любви, которая осмелилась заявить о себе вслух лишь тогда, когда ее объект оказался уже безнадежно утраченным… Безнадежно ли?
Ответ на этот вопрос ждал Одина за ближайшей излучиной реки – берега уже совсем потонули в дыму, но впереди, сквозь едкую изжелта-серую завесу он различал огоньки – в воздухе кружила стайка светящихся насекомых, словно нарочно посланная к нему, чтобы указать путь.
***
Скоро дым сгустился настолько, что берега совсем исчезли из виду - опустилась тьма, непроглядная, как вечная ночь. Вода за бортом бурлила, словно закипая. Лодка с шорохом скреблась дном по песку и наконец совсем встала. Один вышел на берег: он догадывался, что достиг предела миров, и дальше пути по воде нет. На берегу была все та же тьма, но впереди снова появились огоньки, и Один последовал за ними. Дорога сразу круто пошла вверх, каменистая и неровная. Один передвигался почти наощупь, маленькими шагами - пытаться разглядеть что-то не имело смысла, поэтому он старался не упустить из виду огоньки.
Эта чернота была уже знакома ему - из тех предначальных времен, когда Асгарда еще не существовало. Но после того, как жилище богов поднялось из тёмных вод, уже ни в одном уголке вселенной не должно было остаться такой черноты. Ибо имя ей было Ничто, из нее когда-то родилась земная твердь - и в нее обращалась твердь, разрушаясь.
Чтобы проверить свою догадку, он начертал в воздухе руну Дагаз - вспыхнувшее на миг пламя осветило своды пещеры, жерло которой бесконечно далеко тянулось вперед.
Огоньки заволновались. Если Локи был действительно жив, он сейчас получил вернейший из знаков того, что Всеотец уже близко.
По ногам начало дуть сквозняком - он поднялся уже достаточно высоко, и здесь было холодно. Тропа стала совсем узкой, теперь он ощущал каменные стены и мог придерживаться за них рукой. Впереди забрезжил свет, и Один ускорил шаг. Подъем завершился плоской площадкой - глянув с нее вниз - или туда, где по его представлениям должен был быть низ, Один невольно отшатнулся - вся долина, которую он видел с горы, была заполнена жидким огнём. Извиваясь, будто змей, он струился с севера на юг, выжигая всё на своем пути.
Он узнал этот огонь - он видел его, когда висел на Иггдрасиле: тогда перед его взором не было ничего, кроме тьмы, прорезанной красной полосой. Это было видение о конце времен. Он снова ощутил боль, словно древесные корни разрывали его мышцы и насыщались его кровью, чтобы прорасти и подняться вверх могучими ветвями.
Припадок отступил так же быстро, как начался. Когда Один снова смог видеть, огонь уже поднялся выше, и теперь вся площадка была залита трепещущим красным светом.
Он ощутил чужое присутствие за своей спиной и медленно обернулся - по скалам мелькнула легкая тень, и в расселине между камней, откуда он сам недавно пришел, возник силуэт. Он на миг замер, будто в нерешительности, и наконец выступил вперед, погружая в свет, точно в воду, худое перепачканное сажей тело.
Один едва мог узнать своего младшего сына. Черты его когда-то миловидного лица заострились, волосы спутались, плащ истрепался, на подоле чернели подпалины.
Встретив взгляд Одина, он коротко болезненно рассмеялся.
- Я уж думал, мне это чудится, - заговорил он хрипло. - Думал, мне снится, будто ты пришел за мной... Выходит, это не сон? Не сон...
Взгляд его стал рассеянным, будто он вслушивался в какие-то голоса внутри своей головы.
- Локи? - позвал его Один, и сын вздрогнул, словно внезапно разбуженный.
- Так зачем ты здесь? - спросил он, устремляя на отца пристальный взгляд лихорадочно блестящих глаз. - Ты пришел как гость? Чем же мне тебя развлечь? Хочешь, станцую для тебя?..
Один досадливо отмахнулся - с Локи бы сталось осуществить сказанное.
- Что ты делаешь? Что все это значит? - спросил он.
- Это? - повторил Локи. - О, это... Всего лишь еще одна небольшая шалость. Ты же знаешь, я...
- Знаю, - перебил Один. - Теперь я знаю про тебя то, чего не знал прежде.
Во взгляде Локи промелькнула осмысленность, а вместе с ней - страх.
- О чем ты говоришь, Всеотец? - пробормотал он. - Я не понимаю.
- Все ты понимаешь, - устало возразил Один. - Это ведь ты подставил Хёнира и сдал Мимира ванам. Ты послал Разрушителя за своим братом Тором. Ты пытался убить Хеймдаля и свалить всю вину на етунов... А етуны... не смогли бы ничего возразить, потому что к моему пробуждению все они по твоему замыслу были бы уже уничтожены... Как и тот мир, который ты разрушаешь прямо сейчас.
К его удивлению Локи как будто совершенно успокоился к концу его речи.
- Ты прав. Отлично я все рассчитал, верно? - произнес он с самодовольством. - Ты можешь гордиться своим учеником... отец... Прости, не могу удержаться от соблазна в последний раз назвать тебя так, прежде чем всё тут провалится в огненную пропасть.
- Этого не будет, - возразил Один твердо, и Локи снова расхохотался.
- Будет. Это уже есть. Ты ведь знал... Вёльва предрекла тебе это с самого начала. Еще до моего рождения. Я пришел, чтобы погубить твоих детей и выкорчевать твои сады. Так, кажется, она говорила?
- Что тебе за дело до слов слепой старухи? - пристально разглядывая его, спросил Один. - Закон в Асгарде - это я.
- Так ты пришел, чтобы заставить меня отвечать по закону? - спросил Локи, веселясь. - Боюсь, ты опоздал. Я уже не принадлежу Асгарду.
- А мне?
По лицу Локи прошла судорога. Всю его показную браваду как ветром сдуло.
Один приблизился к нему еще на шаг и продолжал тихо:
- Ты делал чудовищные вещи, но разве я сказал, что готов кому-то тебя уступить?
- Думаешь, я все еще принадлежу тебе? - пробормотал Локи, избегая его взгляда.
- Принадлежишь.
- Тебе не будет от этого толку.
- Это мне решать! - разозлился Один.
Угол рта Локи снова дернулся - болезнь, поразившая его разум, все явственнее начала проявляться не только в его поступках, но и в его облике.
- Ответь мне, отец, - заговорил он, лихорадочно облизывая пересохшие губы. - Для кого предназначалось то пустое кресло, по правую руку от тебя?
Один покачал головой.
- Ты безумен, Локи, - сказал он с сожалением. - По правую руку от меня никогда не было никакого пустого кресла. Оно - плод твоего воображения. Его придумало твое больное сознание... Придумало, чтобы оправдать твои поступки. Ты подставил Хёнира и Мимира, ты пытался убить Тора... ради чего? Ради иллюзии?
Локи вцепился в камень, зрачки его беспрестанно двигались, словно не в силах остановиться на чем-то одном.
- Ты знаешь, что не ради иллюзии, - пробормотал он лихорадочно. - Мне не нужна была власть, я лишь хотел быть равным им - Хёниру, Тору... всем, кого ты выделял.
- Разве ты не был равным им? - возразил Один. - Самый молодой ас в Совете... Разве не с тобой я делился всеми своими замыслами, разве не к тебе приходил со всеми своими сомнениями?
Локи не отвечал. По щекам его текли слёзы, но едва ли он осознавал это.
- Мне нужно было больше, - прошептал он наконец.
- Ты как дитя! - воскликнул Один с досадой. - Я ждал от тебя взрослых поступков, а ты так и остался ребенком. Я не могу дать тебе того, что ты хочешь. Потому что это не игрушки. А ты хочешь только играть.
Пальцы Локи, сжимающие камень, побелели.
- Я стал таким, каким ты хотел меня видеть, - пробормотал он невнятно.
- Ложь, - перебил Один. - Я хотел видеть тебя воином, а не убийцей, советником, а не интриганом...
- Если ты ждал от меня иных поступков... Тогда послушай... Я дам тебе совет. Попытайся остановить его. Пока он еще твой сын.
- Его, Локи?
- Да, потому что меня ты уже не остановишь, - он поднял взгляд на Одина - сумасшедший взгляд, полный ярости и боли.
- Для чего тебе так нужно уничтожить этот мир? - спросил Один тихо.
Локи пожал плечами.
- Я заключил договор с расой читаури... и не выполнил его... Теперь они идут на мой запах. А я устал бегать от них, как крыса. Лучше уж я разнесу здесь все, чем они.
- Асгард сможет противостоять им.
- Никто в Асгарде не ударит и палец о палец ради моей безопасности. Ты знаешь это, - фыркнул Локи, поворачиваясь к Одину в профиль и высоко задирая свой острый нос, словно пытался рассмотреть что-то в небе.
Тот проследил за его взглядом и убедился, что глаза его устремлены в никуда.
- Армия не ослушается моего приказа, - произнес он.
- Нет. Но ты не отдашь этот приказ. Ты не пожертвуешь своими лучшими воинами ради меня.
- Ты до сих пор во мне сомневаешься? Даже теперь, когда я прошел столько миль ради твоего возвращения домой?
Локи покачал головой. Это окончательно лишило Одина терпения. Он толкнул сына к стене, сжимая его горло. Некоторое время тот хватал ртом воздух, но хрипло захохотал, как только Один выпустил его.
- Корабль ждет, - сказал он, кашляя и отодвигаясь от Всеотца. - Даже если ты убьешь меня, он все равно выйдет из порта.
- Ты сам убьешь себя, - возразил Один, задыхаясь, словно его самого держали за горло.
Локи лишь досадливо поморщился.
- Ты ведь знал, что придет тот день, когда я насовсем исчезну из Асгарда... и из твоей жизни. Он наступил. Прислушайся... Слышишь удары? Этот мир подобен сердцу, которое пульсирует и гонит по моей крови отраву. Мне больно. Я хочу прекратить все это... чтобы перестало болеть... Прощай. Мы оба плохо кончим... как и было предсказано.
- Ты безумен, - повторил Один сокрушенно. - Безумен настолько, что ни одно мое слово не достигает твоих ушей. Сын мой... Ты в очередной раз увяз в паутине собственной лжи. Что ты теперь станешь делать? Снова сбежишь? Что же, ты и сейчас не осмелишься сказать мне правду?
- Какую правду? - пробираясь боком к расщелине, пробормотал Локи.
Один выставил руку вперед, преграждая ему путь.
Сейчас они стояли так близко друг к другу, что Один ощущал дыхание Локи на своем лице и запах копоти, которым пропитались его волосы и одежда.
- Правду о том, что на самом деле двигало тобой. Правду о том, почему твои невинные шутки приобрели в последнее время такой изощренный характер. О том, почему ты стал безжалостным и коварным. О том, почему мой мальчик превратился в чудовище.
В глазах Локи плескался настоящий, неподдельный ужас. Ему до сих пор было что терять, и Один ухватился за эту ниточку.
- Я не отвергал тебя, - продолжал он уже совсем тихо. - Я просто ждал, чтобы ты сам пришел ко мне. Чтобы ты сам признался - себе, не мне, - в том, что твое сердце больше не принадлежит тебе... как мое не принадлежало мне с тех пор, как я впервые увидел тебя.
Локи почти распластался на камне, словно разом лишившись всех сил, и бледность, хлынувшая ему на щеки, была заметна даже сквозь слой сажи.
Один обхватил его за плечи, поддерживая, и, поскольку все слова уже были сказаны, склонился и поцеловал его. Губы Локи были горькими от пепла, но под горечью открывались сладость и блаженство, о которых Один не мог и помыслить.
Когда их поцелуй, долгий, как мир, прервался, взгляд Локи был ясным, как будто вместе со слезами из него ушло и безумие. Все черты его лица снова на миг стали чертами ребенка, сидящего на перилах террасы и удивляющегося тому, как далекие горы каждое утро меняют свой цвет.
Не сводя глаз с Одина, он медленно поднял руку и коснулся своих еще влажных губ кончиками пальцев.
- Справа за первым поворотом будет тропа, - прошептал он. - Иди по ней, она приведет тебя к реке. Там ты найдешь лодку и сможешь вернуться в Асгард... Останови его... Пока он не выкорчевал твои сады... Еще не поздно.
- А ты? - спросил Один.
Локи покачал головой.
- Огонь зовет меня. Я должен сгореть... чтобы начать заново. Для чего ты удерживаешь меня, Один? Твой взгляд для меня невыносим... и я не стою твоих слёз. Я - уже не он. Позволь мне уйти. И торопись... прошу тебя... Не дай ему стать мной.
Он невесомо провел ладонью по плечу Одина и, скользнув в узкую расселину между камнями, исчез.
Окончание в комментариях
@темы: отп, что-то важное, love, Тор2011, пойти напиться